Выбрать главу

Из этого письма неукоснительно следовал вывод, что большевики, несмотря на все возражения собственных правых, решили выступать, не дожидаясь съезда. А до съезда оставалось всего три дня!

Тут нечто совершенно несообразное с позиции элементарного здравого смысла сотворил и сам Ленин. Он обрушился на Зиновьева и Каменева в большевистской печати, но как?! Вы думаете, он, как любой приличный лидер, готовящий переворот, стал уверять всех, что никаких восстаний не замышлялось? Ничего подобного! С таким заявлением выступил почему-то Петроградский Совет, о котором и речи не шло, а главный виновник торжества нес что-то невразумительное. Он написал письмо «к членам партии большевиков», где говорил:

«По важнейшему боевому вопросу, накануне критического дня 20 октября, двое „видных большевиков“ в непартийной печати… нападают на неопубликованное решение центра партии!.. И по такому вопросу после принятия центром решения, оспаривать это неопубликованное решение перед Родзянко и Керенскими, в газете непартийной…» И т. д., и т. п. Какой из всего этого следовал вывод? Только один: решение все же состоялось, и большевики намерены выступить. А состоится выступления 20 октября, не дожидаясь открытия съезда.

Ленин рвал и метал, требовал исключения обоих предателей из партии. Однако дело кончилось всего лишь тем, что провинившимся запретили выступать от имени партии — причем уже через несколько дней Каменев, несмотря на все запреты, преспокойно участвовал в митингах. Как известно, на дальнейшей карьере «штрейкбрехеров» их выходка не отразилась — оба если и выходили из ЦК, то по своей воле и спустя несколько лет оказались в Политбюро, высшем органе, руководившем страной. И это при том, что куда меньшие провинности в большевистской партии карались пулей.

Ну, и как все это прикажете понимать?

…Шум вокруг страшных большевистских приготовлений стоял невообразимый. Между тем действовали большевики куда умеренней и аккуратней, чем говорили. 10 октября Ленин громогласно призывал не дожидаться Всероссийского съезда Советов и выступать, опираясь на съезд Советов Северной области, который должен был открыться на следующий день. При этом почему-то он нимало не озаботился проблемами готовности партии к восстанию. Как-то так получалось, что выступление — само по себе, а подготовка — сама по себе. Естественно, мгновенно произошла утечка информации, и во время съезда население Петрограда с замиранием сердца ждало, когда же начнется — однако ничего не началось. То есть вообще ничего — ни стрельбы на улицах, ни призывов делегатов-большевиков к съезду провозгласить себя властью. Даже чрезвычайно левая «военная организация» партии («Военка») вела себя в высшей степени прилично.

Не успели разъехаться делегаты, как грянул скандал с Зиновьевым и Каменевым, еще на несколько дней приковав внимание общественности: ну вот, сейчас уж точно будет стрельба! Газеты, каждая из собственных «абсолютно достоверных» источников, публиковали «совершенно точные» планы большевистского восстания. Командующий гарнизоном полковник Полковников дал приказ войскам гарнизона принять участие в охране порядка. Время шло, наступило и прошло двадцатое октября — и опять ничего! Шуму много, а дела вовсе и нет никакого. Если, конечно, не считать делом поднятый вокруг всех этих планов шум.

Неужели кто-то думает, что столь опытный и осторожный политик, как Ленин, не понимал: куда выгоднее брать власть, опираясь на Всероссийский съезд, чем на голую силу? Или что он полагал: можно вот так просто, без всякой подготовки, взять и провести восстание — сегодня принять решение, а завтра, не имея ни штаба, ни вооруженных формирований, выкинуть из Зимнего дворца правительство? Нет, обо всем этом он шумел.

В этом и разгадка того, что «ренегаты» не понесли никакого наказания. Зиновьев — ближайший сподвижник Ленина, разделивший с ним сидение в Разливе и в Гельсингфорсе, полностью посвященный во все ленинские планы, после революции ставший главой сверхотмороженной террористической организации под названием Коминтерн — он-то почему вдруг забоялся силовых действий? Каменев — старейший член партии, ему не надо объяснять, что такое партийная дисциплина. С чего вдруг их к Горькому понесло?