Много, очень много общего всякий внимательный наблюдатель открывает между Соединенными Штатами Америки и будущими Соединенными
Штатами России. Есть, конечно, и не менее крупные различия. В частности, многонациональный состав населения Соед[иненные] Шт[аты] Америки характеризуется полным отсутствием локального обособления разнонациональных групп. В России дело обстоит иначе. В России поэтому кое-где областное начало в организации народной власти совпадает с началом национальным. Отсюда - возможность сепаратистской опасности, которой нельзя зародиться в местах со смешанным населением, с населением, представляющим собою как бы пестрый сплав разнородных металлов. Но сепаратистская опасность -не возражение против великой централизаторской политики. Напротив того: центробежные силы возникают и растут именно там, где локальная и национальная самобытность слишком долго искусственно подавлялись внешнею силою. Центробежные силы - это проявление той реакции против «дурной болезни» централизаторства, которая, здоровая по существу, легко впадает в излишества, легко принимает болезненные формы.
Этих болезненных форм не избежало и украинское движение. Его нынешние руководители не хотят «ждать», не хотят «терпеть». Психологически это так понятно. Украинский народ так долго терпел, так долго ждал.
Выражая эти чувства нетерпения, «Украинская Рада» потребовала от Временного правительства следующего: 1) чтобы оно особым актом провозгласило, что оно -
не против права украинского народа на автономию; 2) чтобы на У крайне был избранный местным населением один представитель центрального российского правительства, и 3) чтобы при центральном российском правительстве состоял такой же, избранный украинским народом, комиссар (или статс-секретарь) по украинским делам. Все это, по видимости, весьма просто и невинно, но на деле чревато целым рядом трудностей. Легко сказать - избранный Украйной комиссар, едущий в Петроград в качестве статс-секретаря по украинским делам! Легко сказать - точно таким же избранный и Временным правительством признанный, перед ним ответственный представитель центральной власти на месте! Но ведь это прежде всего предполагает, что Временное правительство особым актом совершает территориальное отграничение Украйны от остальной России и, во-вторых, издает для этой территории специальный избирательный закон, организует плебисцит для получения двух необходимых комиссаров, комиссара - статс-секретаря Украйны и комиссара - генерал-губернатора. Спрашивается: могло ли Временное правительство присвоить себе такую власть? Не обязано ли оно было подождать с этим до Учредительного собрания? И спрашивается: готовы ли были сами украинцы из Центральной Рады всерьез предоставить Врем[енному] правительству решить вопрос о том, в каких территориальных границах вводит эти первые шаги к фактическому осуществлению украинской автономии? Многие украинцы считают свою страну от Карпат до Кубани и Области Войска Донского включительно. И не говоря уже о галицийских землях, включение которых могло бы последовать в порядке почти аннексионном. Есть и в пределах России «спорные» земли. Я не сомневаюсь, что при решении всех «спорных» вопросов в пользу украинцев, они признали бы полноправную власть Врем[енного] правительства: und der König absolut, wenn er unsere Wille thut. Но что на это сказали хотя бы кубанские и донские казаки - еще неизвестно. Ну а если бы Врем[енное] правительство кое в чем решило вопросы территориальные не так, как желают украинцы? Подчинились бы они этому решению? Я скажу откровенно: сомневаюсь. И удивительно ли, что Врем[енное] правительство отказывается провести в российском государстве своею собственной волею ввести все эти внутренние границы? Ведь совершенно ясно, что сделавши на этом пути первый шаг, сказавши «А», оно должно было сказать и «Б», и так, быть может, перебрать всю азбуку. Возьмем и такие щекотливые вопросы, как границы Белоруссии и Литвы, не говоря уже о Литве и Польше; возьмем Кавказ с его запутанным и сложным переплетом народностей. Все потребовали бы территориального выделения, и в столкновении национальных притязаний Временное правительство оказалось бы в положении суперарбитра, в положении, для него неприемлемом - неприемлемом потому, что в таком громадном деле оно не может чувствовать за собою достаточного авторитета, да и не может рассчитывать на то, чтобы достаточным его признали другие. А потому ангажироваться на этот путь оно не могло.