Его взгляд переместился на предмет рядом, и он поначалу не мог его идентифицировать. Желтовато — коричневый, по форме похожий на большой, толстый оладий, с глубокой круглой выемкой в центре. Неужели? Да, несомненно, это она — бейсбольная перчатка, которую отец подарил ему на девятилетие. Господи, он не видел ее целую вечность! По иронии судьбы, сейчас перчатка вызвала у Хейверса не прилив ностальгических чувств, а глубокое отвращение. Он никогда не любил бейсбол, хотя неплохо играл и даже входил в школьную команду в старших классах.
Возле перчатки лежал аттестат, а рядом с ним, словно перечеркивая значимость документа об окончании школы, красовался пергаментный свиток длиной в метр, который Хейверсу вручили во время выпуска из Института Успешных Бизнесменов. Медленно обходя стеллаж по кругу, Хейверс разглядывал предметы на полках. Там он увидел древнюю зажигалку «Зиппо», медаль с двумя бронзовыми звездами за участие в боях на Азиатско — Тихоокеанском театре, медаль «За безупречную службу», Филиппинскую наградную ленточку, упаковку бритвенных лезвий «Жилет», кредитную карточку «Мобиглас», складные санки «Флексибл Флайер», механическую пишущую машинку «Роял» с отвалившейся буквой «г», бойскаутский нож с четырьмя лезвиями, пару кабелей для динамиков, японскую куклугейшу, красную тележку, на каких когда — то катались дети, штопор, календарь Курье и Ивза за 1962 год, плотницкую рулетку, заплесневевшую камеру «Полароид Лэнд», таблицу калорийности продуктов, книжку «Том Свифт и его мотоцикл» и новогоднюю дудку.
Многие из этих вещей никак не затронули его душу, а некоторые он и вовсе не помнил. Все они давным — давно утратили для него ценность, если вообще когда — то ее имели. Их как будто специально выбрали, чтобы выставить его жизнь обыденной и серой, хотя на самом деле она была яркой и насыщенной, о какой можно только мечтать.
Впрочем, эти скучные предметы составляли лишь часть выставленного в комнате. Были еще стеллажи и два шкафа. Стеллажи выглядели заманчиво. Он двинулся к ним и по пути прямо над пустым постаментом заметил на стене слова в рамке. Наверняка какая — нибудь расхожая мудрость типа: «Снилось мне, что жизнь цветет, просыпаюсь — долг зовет» или «Кто рано встает, тому бог дает». Но вместо этого он прочитал детскую потешку:
Известно, что Марселя Пруста, после вкушения легендарного печенья «мадленка», посетила муза. Вспоминания счастливого детства обрушились на Пруста водопадом, и писатель углубился в воспоминания прошлого. С Хейверса ничего такого не произошло. Просто перед ним возникла странная дверь, и почему — то он в тот же миг понял, что она ведет в его былые деньки. А потом он, ведомый исключительно любопытством, открыл ее и переступил порог. Да, его жизнь была насыщенной и яркой, но он не имел намерения возвращать прошлое — ни один из этапов. «Всему свое время»: он всегда следовал этому правилу, чем искренне гордился. А время прошлого, как он считал, уже миновало.
Тем не менее, то, что он увидел на стеллажах, сбило его с толку. На них стояли куклы.
Почему куклы? Он их никогда не коллекционировал!
Присмотревшись, он понял, что это не просто куклы, а миниатюрные копии — восемнадцать — двадцать сантиметров ростом — самых значительных персон в его жизни. Так сказать, высокое собрание его родственников, друзей и знакомых.
Наугад он взял в руку одну из кукол, чтобы рассмотреть внимательнее. Это оказалась модель Дика Эванса, коллеги, занимавшего соседний кабинет в компании «Уэстбрук Инкорпорейтед», пока Пейн Уэстбрук не уволил его из — за непомерной тяги к спиртному. Хейверс поставил Дика обратно и взял соседнюю куклу. Это был Пейн Уэстбрук, высокий, всегда сдержанный, корректный, с вечным загаром, добытым в солярии. Любопытно, чем эти куклы набиты? Хейверс оторвал Пейну правую руку. Да, как он и думал: опилки.