глаза горели дырами в черепе, лица у него не было.
Часть людей на улице затянула песню. Я узнал мелодию. Слова, которые они пели с таким ярым остервенением, я помнил с детства:
Наконец все осознав, я учуял запах гниющей плоти.
И услышал шаги в коридоре.
Путешественник во времени помолчал и продолжил:
— Несомненно, если вы до сих пор верили всему, что я рассказал, то вы задаетесь вопросом: как я мог не заметить, что пришел в город мертвых? Или как я мог, если на то пошло, с первого взгляда не понять, что Элизабет по — настоящему не жива? Ответ прост: днем мертвые живы. Только с наступлением ночи их фальшивая плоть исчезает.
Я ошибался. Это не живые похоронили мертвых, как я думал. Это мертвые похоронили живых. Разве могли живые выиграть так называемую битву при Армагеддоне? Ведь враги, которых они пытались убить, уже были мертвы!
Но почему они похоронили людей с такой педантичностью? И почему так заботливо ухаживали за могилами? Почему, избавившись от всех машин, сохранили автоматическую газонокосилку?
Ответ прост: мертвые почитают мертвых.
И ненавидят живых. Члены Совета, которые стояли за дверью, не собирались проверять мой пульс. Им достаточно будет одного взгляда, чтобы все понять. Обнаружив, что я не мертвый, они сразу избавят меня от этого недостатка.
Дверь открылась, и я увидел четыре фигуры в коридоре. Одна из них — Элизабет: я узнал ее по облегающему платью с широкой юбкой, которое сейчас свисало клочьями. Она держала свечку.
Я отвел взгляд от ее ужасного лица, протолкнулся через три других мешка с костями и побежал вниз по лестнице, протискиваясь между живыми трупами, облепившими ступеньки.
Сквозь толпы ходячих мертвецов я добрался до конца города, стараясь дышать только ртом, чтобы не свихнуться от невыразимого зловония. На этот раз, когда я пересекал кладбище, мне было все равно, наступаю я на могилы или нет. Поскольку вы видите меня перед собой, то вам понятно, что я добрался до своей машины и перенесся домой.
А теперь можете вернуться в свои конторки и написать издевательские статьи для своих газет… или, если хотите, изложить рассказанное мной слово в слово.
Если будете писать от себя, можете добавить, что я снова собираюсь туда. Да — да. Но не сейчас. На этот раз я совершу путешествие на машине времени иного рода.
Почему я собираюсь туда? Ответ тоже прост: в городе мертвых я видел себя. Старик, подошедший ко мне на улице, это был я. Но не стоит завидовать моему воскресению — рано или поздно вы тоже совершите путешествие и восстанете из мертвых. Так что, господа, до скорой встречи.
Пер. С.Гонтарева
Эмили и её поэты
С первого дня работы, едва прибегая в музей, Эмили совершала утренний обход своих владений. Официально её должность называлась «ассистент куратора», и отвечала она за Зал Поэтов. Но сама считала себя вовсе не простым ассистентом, а счастливейшим существом из смертных. Ведь волею судеб она была приближена к Бессмертным — великим поэтам, про которых один из них написал так: «чьих шагов далекое эхо все звучит в коридорах времен[12]
Поэты в музейном зале располагались не в хронологическом, а в алфавитном порядке. Эмили начинала обход с самого левого пьедестала, от буквы А, и двигалась дальше по плавному полукругу. Альфреда — лорда Теннисона — она оставляла, как сладкое, напоследок. Ну, или почти напоследок. Лорд Альфред был её любимец.
Каждого она приветствовала, и каждый отвечал в свойственной ему манере. Но для лорда Альфреда Эмили всегда припасала особую фразу, а то и две. Например, «сегодня просто чудесный день для сочинения стихов, не так ли?» или «надеюсь, работа над «Королевскими идиллиями» идет лучше, чем вчера?» Конечно, она знала, что Альфред ничего не собирается писать. Антикварная ручка и стопка желтоватой бумаги на небольшом бюро возле его кресла — всего лишь бутафория. Да и таланты андроида простираются не дальше умения декламировать строки, сочиненные его живым прототипом несколько столетий назад. Но что плохого в том, чтобы немного притворится? Особенно если Теннисон отвечает так: «По весне кичится голубь блеском радужной каймы, по весне к любовной грезе чутки юные умы»[13] Или вот так: «О, волшебница сада, явись на зов! Ночь окончилась — поспеши; в блеске шелка, в мерцании жемчугов по ступеням сойди в тиши, солнцем стань, златокудрая, для цветов, и томленье их разреши[14].