Он говорил об этом между прочим, не подозревая, что с отказом от этого тезиса рушились мои большие надежды. Для него же это было, очевидно, только средством для достижения цели. Кого напоминал он мне? Теперь я вспомнил: Миша был человеком такого же типа, как высший советский политофицер, который говорил в таком же небрежном тоне об исходе выборов 20 октября. Он был типом очень умного, спокойного ответственного работника, который глядел как бы со стороны на всё то, что другие товарищи принимали всерьез, за что они боролись, чем воодушевлялись, и считал это только большой шахматной партией. Миша был немцем, но национальность в этом деле не играет никакой роли. У него был тот же тон, те же движения, когда он закуривал, та же насмешливая улыбка в ответ на серьезность, с которой они проповедовали новые лозунги и директивы, как у советского политофицера, у которого я был в октябре 1946 года.
«Закулисных партийных работников» ничто, казалось, не могло вывести из равновесия. Они ограничивались тем, что разрабатывали новые тактические шаги и давали указания руководящим ответственным работникам, которые затем громогласно проповедовали на многолюдных митингах, старались воодушевить массы и писали восторженные передовицы.
Через несколько дней должен: был начаться II съезд. Если Миша окажется правым, то на партсъезде должны были бы меньше говорить об особом немецком пути к социализму и гораздо больше о связи с Советским Союзом.
Полный ожидания сидел я 20 сентября 1947 года в здании немецкой Государственной оперы. II партсъезд СЕПГ открылся под торжественные звуки бетховенского «Weihe des Hauses» («Освящение дома»). С напряжением ожидал я речей руководителей партии. Вильгельм Пик должен был говорить о политическом положении, Эрих В. Гниффке должен был сделать отчетный доклад, Отто Гротеволь должен был выступить с речью о проблемах единства Германии, Вальтер Ульбрихт — об экономическом и государственном восстановлении советской оккупационной зоны.
За пять дней партсъезда тезис об особом пути к социализму, хотя и не был официально отвергнут, но в постоянном подчеркивании «выдающихся достижений Советского Союза» я увидел тенденцию, которая меня обеспокоила и оправдать которую мне было все труднее и труднее. Во вступительном слове Макс Фехнер еще пытался найти синтез между сотрудничеством с Советским Союзом и самостоятельной политикой:
«Признание необходимости тесного экономического и культурного сотрудничества с Советским Союзом не означает отказа от самостоятельной политики, а наличие немецкой политической линии не означает проведения антисоветской пропагандной травли».
Но Отто Гротеволь пошел в своем докладе дальше:
«Мощь нового демократического порядка, создавшегося в Восточной и Юго–Восточной Европе, а также в советской зоне оккупации, базируется, кроме всего прочего, на поддержке Советского Союза».
Уже на следующий день я ощутил значение этого заявления для практической политики. В большом политическом докладе Вильгельм Пик выразил свое отношение к проблеме, доставлявшей нам тогда много трудностей — к проблеме демонтажа.
В начале 1947 года маршал Соколовский торжественно заверил руководство СЕПГ в том, что демонтаж окончен. На последовавших массовых митингах это обстоятельство праздновалось как победа и успех СЕПГ и сопровождалось верноподданническими заверениями благодарности в адрес великодушной СВАГ (Советская Военная Администрация Германии).
Но через несколько недель демонтаж начался снова. Это было открытое нарушение обещания. В партии стали раздаваться голоса, требующие, чтобы в этом особом случае, пусть в вежливой и скромной форме, партия отмежевалась от демонтажа.
Но нам и этого не разрешили. Партработники, выступавшие на фабриках и на открытых собраниях, находились в безвыходном положении.
На II партсъезде Пик должен был даже оправдать это нарушение обещания:
«ЦК партии приняло это великодушное обещание СВАГ с чувством величайшей благодарности и оценило его, как доказательство доверия к немецкому народу.
В последнее время, однако, стали известны случаи дальнейшего демонтажа, так, например, демонтаж железнодорожных путей, вызвавший серьезные затруднения в товаро–пассажирском сообщении. В указанном случае мы также ходатайствовали о максимальном сокращении демонтажа. По заявлению маршала Соколовского, демонтаж машин на некоторых шахтах не следует считать возобновлением демонтажа, как такового, это лишь окончание демонтажа оборудования шахт, запланированного раньше и временно приостановленного …»