Прочее население было вынуждено само снабжать себя. Некоторым удавалось это — с помощью знакомых и друзей в деревне, где всё же что‑то еще было. Некоторые эвакуированные, прибывшие большими семьями, имели возможность послать кого‑нибудь из членов своей семьи в отъезд, чтобы там «организовать» какие‑либо продукты. Были и одинокие эвакуированные, прибывшие с солидным запасом денег в Караганду. Они были в состоянии платить по тем невероятным ценам на черном рынке, которые здесь установились Мне, лично, приходилось особенно тяжело. Я прибыл сюда, как новый поселенец, не имевший никаких связей, и вынужден был жить исключительно на карточный рацион. Правда, кое‑кто из дружелюбно ко мне относившихся к имевших «связи» совал мне кое‑что в руки. Но это не могло существенно изменить мое положение. Эту большую готовность оказать помощь, которую мне пришлось испытать на личном опыте жизни в России, я высоко ценю и всегда об этом с благодарностью вспоминаю. Тем не менее, я часто мысленно возвращаюсь к ужасам того голодного времени, которое невозможно забыть.
Однажды утром, после конца лекций, я шел по улицам «нового города». Я был голоден и подавлен. Вдруг я издали увидел негра.
Негр? Это мог быть только Вейланд Ротт. Дело в том, что Вейланд Ротт был единственным негром в Советском Союзе. Насколько я знаю, он в тридцатых годах, эмигрировал из Америки в Советский Союз, воодушевленный теми надеждами и тем идеализмом, которые многих воодушевляли в то время по отношению к Советскому Союзу. Он прекрасно пел и танцевал современные танцы — он снимался в известном советском фильме «Цирк» и в некоторых других фильмах. Иногда он писал статьи или выступал с речами — вероятно, тексты этих речей он составлял не сам, а получал их готовыми. Он говорил о преследовании негров в Америке и о счастливой жизни в Советском Союзе. Я познакомился с ним в Москве и чувствовал к нему симпатию.
— Подумай, какая радость, — сказал он мне на своем типичном, ломаном русском языке. — Негр и немец встречаются, и где? В Караганде!
— Что ты делаешь в Караганде? — спросил я его с удивлением. Я не мог себе представить, что и негра принудительно переселили в Караганду.
— Я здесь в турне с несколькими артистами, мы дадим Караганде концерт. Сейчас я тебя с ними познакомлю. Мы все живем в отеле и ты сможешь пообедать с нами.
— Я охотно пойду с тобой, но обедать в отеле я не могу. С начала января ресторан открыт только для проживающих в отеле, и кроме них в ресторан никого не пускают.
Он рассмеялся.
— Ничего, мы все устроим.
У входа в ресторан стояли, невзирая на контроль документов, длинные очереди. Иногда, хотя и очень редко, посторонних посетителей пускали в ресторан после того, как обеды проживающим в отеле уже были выданы. Надежды попасть в ресторан было мало, но, тем не менее, многие люди ждали у входа, иногда по несколько часов.
Когда негр, его коллеги и я подошли к отелю, перед ним поспешностью распахнули дверь. Вслед за негром бросились некоторые из ожидавших, в надежде проскочить внутрь вместе с толпой. Но швейцар строго крикнул:
— Только те, кто вместе с негром.
Он захлопнул дверь передо мной. Через окно в двери я видел, как мой черный друг усиленно размахивает руками, своем своеобразном русском языке он кричал: «Молодой товарищ принадлежит к моей группе». Тут смягчился даже строгий швейцар. Дверь снова открылась.
— Друга негра просят пройти в столовую.
Все посмотрели на меня с уважением. Швейцар повел мня в столовую. С изумлением я почувствовал всю влиятельность моего друга.
— Это все же должно быть очень приятно кататься по Советскому Союзу, будучи единственным негром.
— Да, люди ко мне необычно дружественны. Часто мне не приходится стоять в очереди, так как меня охотно пропускают вперед — у парикмахера, на вокзале или в магазинах.
Но скоро я узнал, что его жизнь имела и свои теневые стороны, которые зависели от внешнеполитического положения.
Когда отношения между Советским Союзом и Америкой были натянуты, он не мог справиться со всеми поступавшими к нему предложениями, — его всюду приглашали петь и танцевать, его звали на банкеты и приветствовали, как представителя порабощенных негров Америки. Когда же отношения с США улучшались, становились хорошими или дружественными, негру приходилось исчезать, подобно тому, как должны были исчезнуть немецкие эмигранты после заключения пакта с гитлеровской Германией. Тогда для него наступали трудные времена — в такие периоды подавление негров замалчивали с такой же последовательностью, с которой об этом подавлении говорили в период вражды с США. Как раз в это время США предоставили Советскому Союзу ссуду в размере 10 миллиардов и казалось, что отношения улучшаются с каждым днем. Для моего негра настали трудные времена. Непосредственно после того, как была получена ссуда, ему заявили, что он больше не должен исполнять негритянские песни. Затем ему вообще запретили петь американские песни. Теперь он пел только советские песни по–русски, как любой другой певец. Банкеты и приемы отошли в прошлое.