- Так что он искал? – снова повторил Гай.
- Мальчиков. Он искал маленьких мальчиков, - Женщина полезла в сумку за сигаретами. И когда прикуривала, руки ее тряслись. - У меня у самой сын. Дети тут пропадают. Я знаю, такое бывает. Их никогда не находят.
- Пойдем, - сказал Антон. Он зашагал к машине. Обернулся. Гай стоял все там же. Его сигарета истлела до фильтра, но он все ее не отпускал. – Гай!?
Он что-то сказал на прощание толстухе, и подошел к Антону.
- Что ты ей сказал?
Гай молча сел в машину. Антон сел рядом.
- Ты в порядке?
- В полном.
Гай бросил листок с фотографией в ворох бумаг. Включил зажигание и сдал назад.
- Что думаешь насчет ее рассказа? – поинтересовался Антон.
- Я подумал, - сказал Гай, - на секунду. Что этот старый хер легко отделался.
- Гай…
- На секунду, Антон! Я подумал о том, что у меня тоже есть сын! Я сказал ей это, когда уходил. У меня тоже есть сын.
- Он в Голдтауне.
- Да. Да…В Голдтауне. Так она и ответила мне. Твой сын в Голдтауне, а мой – здесь.
- Ты думаешь, она заслуживает милосердия? Когда вот так – имеет отношение ко всему этому?.. торгует людьми!
- Я не знаю…
- Я знаю!
- Ты тоже не знаешь, Антон! – крикнул Гай. – Не знаешь, кто из них меньшее зло!
Он крутанул руль и седан развернуло. Из-под колес брызнул песок.
- Она не просит твоего милосердия. Но и ты не суди ее, - сказал Гай уже тише. – Может она спасает этих девчонок… Так, как умеет…
Милосердие, подумал Антон. Она не заслуживает его. Даже ради своего сына.
Он покачал головой.
- Что? – возмутился Гай. - Хочешь сказать, я не прав?
- Ты поменял отношение к ней только потому, что у нее есть сын? Я знаю, тебя надирает эта хренова фраза - у нее не было выбора, - сказал Антон. – Но это неправда. Он у нее был.
- Она делает это ради сына!
- Ломает жизни другим?
Гай усмехнулся.
- Когда-нибудь ты поймешь ее.
- Это вряд ли…
Аллея осталась позади. Гай свернул во дворы – на узкую тропку, зажатую угрюмыми шлакоблочными трехэтажками. Седан осторожно прополз мимо них, и уткнулся в обветшалое здание в конце улицы, напоминавшее часовню. Белая штукатурка пооблезла с его стен, оголив красные кирпичи, а высокие окна кто-то заколотил досками. Куполообразная крыша и вовсе проржавела до дыр, а вместо креста стоял оцинкованный флюгер. Деревянная вывеска над раскрошившимся крыльцом кричала намалеванными на ней буквами.
«БОЖЕДОМЪ»
- Что это значит? – спросил Антон.
Гай припарковал машину и глянул в лобовик на вывеску.
- Не знаю.
- Это не по-вашему?
Гай уставился на Антона.
- Не по-нашему? – переспросил он.
- Ну…по-вашему…хинди? Нет?
- Пошли, - Гай взял кипу бумаг и ткнул ее Антону в грудь. – Нам нужно его опознать.
Пожав плечами, Антон перенял бумаги.
- Дерьмо какое-то… - буркнул он, открыв дверь.
На улице стояла душная тишина.
Людей почти нет, - подумалось ему. Один песок. В этом месте один чертов песок.
Кожа на спине зудела от скрещенных ремней. Хотелось щелкнуть застежками и скинуть дурацкие подтяжки на землю. Но Антон всего лишь поправил тяжелую кобуру. И положил руку на шершавую рукоять револьвера.
Гай не спеша подошел к крыльцу. У бетонных ступеней стояло погнутое оцинкованное ведерко, забитое пластиковыми бутылками из-под пива. Рядом валялись горы обсосанных до фильтров бычков.
Антон подошел к напарнику.
- Идем?
- А? – встрепенулся Гай. - Да. Да. Идем…
Сзади что-то звякнуло и они обернулись. На дорожке стоял чумазый мальчуган на велосипеде. На вид не старше десяти, он смотрел на полицейских усталыми глазами старика. Антон на секунду подумал, что мог выхватить револьвер. Он знал, такое случалось – рука порой действовала быстрее мозга.
На руле велосипеда был присобачен хромированный звонок. Гай не видел таких тысячу лет.
- Что случилось, малыш? – спросил он.
Он смотрит не на нас, - догадался Антон. – На наши револьверы.
Мальчишка не ответил. Звякнул еще раз и развернул велосипед.
- Пошли, - сказал Гай Антону. – Здесь жарко.
Он поднялся по ступеням и открыл деревянную дверь. Антон проследил, как мальчишка набрал скорость, виляя по песку, и поднялся следом.
- Просто мальчонка, - пожал плечами Гай.
- Конечно.
Они вошли внутрь. В помещении царил полумрак - с потолочных ламп капал тусклый свет, собираясь в лужи под ногами. Было прохладно и едко пахло лекарствами. Само помещение оказалось крошечным, обложенным кафельной плиткой. И пустым – глянцевым, холодным. Все тут сжималась в одну-единственную точку - лестницу в десять ступеней, ведущую вниз.