Так как я познакомился в это время с профессором Владимиром Александровичем Неговским, создателем нового направления в медицине (реаниматологии), то в 1968 г. на стол директора Института (в то время В. В. Ларина) лег рапорт о необходимости создания в Институте соответствующей службы. Из-за сложности координации работ со смежными организациями, в том числе и с зарубежными, дирекцией этот вопрос долго не решался. Однако при подготовке к новому полету с тремя космонавтами на борту, учитывая, что космонавты будут без скафандров, я подал соответствующий рапорт уже новому директору Института, академику, генерал-лейтенанту О. Г. Газенко.
Вспоминаю, когда мы с Ю. А. Гагариным стояли у гроба В. Комарова, он со слезами на глазах сказал мне: «Это я должен был лежать в гробу вместо Володи». Для осуществления этого полета были сформированы два экипажа: первый — в составе командира В. Комарова, В. Быковского, Е. Хрунова, А. Елисеева — и второй экипаж в составе командира Ю. Гагарина, А. Николаева, В. Горбатко и В. Кубасова. Если что случается с каким-либо космонавтом до отъезда на Байконур, то меняется только тот член экипажа, который дублирует его, а если что-нибудь случится на Байконуре, как это было с экипажем, который погиб во время полета на корабле «Союз-11», то заменяется весь экипаж. Должны были лететь А. Леонов, В. Кубасов и П. Колодин, но у Кубасова на космодроме накануне полета в легких нашли затемнение, и весь экипаж заменили на дублирующий: Г. Добровольский, В. Волков и В. Пацаев. Представьте себе, как возмущался этим
А. Леонов и что он чувствовал после трагического полета…
Так вот, из слов Ю. Гагарина я понял, что вначале его экипаж должен был лететь первым, но так как программа полетов была сложной, решено было первым отправить В. Комарова, более опытного в инженерном плане специалиста.
О. Г. Газенко мне ответил, что «на вас работают уже десятки институтов, и вам все мало, поэтому ко мне больше с этим вопросом не обращайтесь». На это я ответил, что «буду на вас жаловаться, и если с космонавтами что-нибудь случится, вся ответственность ляжет на вас». В конце концов я обратился к первому заместителю министра здравоохранения А. И. Бурназяну с заявлением (копия была вручена О. Г. Газенко), в котором указывал, что существующими средствами, имеющимися в составе поисковых групп, будет невозможно оказать какую-либо помощь в экстренных случаях. В это время в Институте был издан приказ о моем служебном несоответствии. Если рассматривать этот приказ по существу, то он был правильным. Представьте себе, что какой-то подполковник медицинской службы жалуется на своего непосредственного начальника — генерал-лейтенанта, обвиняя его в некомпетентности. Да за это не только надо было вынести выговор, но отправить меня в какую-нибудь тьмутаракань, чтобы неповадно было делать это другим. Мне в очередной раз повезло и здесь. В результате моего рапорта в Минздраве прошло совещание с заинтересованными организациями, на котором было принято решение: откомандировать группу специалистов-реаниматологов в количестве 12 человек для обеспечения предстоящего космического полета и поручить мне соответствующую их подготовку. Я поблагодарил Бурназяна за понимание вопроса, но заявил, что я этим заниматься не буду. В зале наступила тишина, и после долгого молчания последовал вопрос «почему»? Ответил: «Мое непосредственное начальство не только не понимает важности поставленных передо мною задач, но и всячески мешает, будучи совершенно некомпетентным». На вопрос, кто эти люди, я отвечаю: «Они здесь присутствуют, это непосредственный начальник, к. м. н. Б. Акимов и профессор Т. Крупина». Теперь представьте себе возникшую ситуацию: нашелся человек, который не только жалуется на своего директора Института, но и не хочет выполнять приказ и заместителя министра здравоохранения. К моему счастью, А. И. Бурназян внимательно следил за моей деятельностью по координации работ со всеми смежными институтами, а иногда на совместных совещаниях и присутствовал, и отзывался о ней хорошо. Выслушав моих оппонентов, которые вразумительно ничего не могли сказать, решил обратиться в дирекцию Института, чтобы решен был и кадровый вопрос, а «если кто будет вам мешать, то обращайтесь непосредственно ко мне». В связи с этим я вспоминаю, что в России существуют две проблемы: дураки и дороги. Если с дорогами более или менее понятно, то с дураками дело обстоит гораздо труднее. Общеизвестно, что власть имущие во все времена на все посты старались назначить своих людей, каждый из которых в своей области, может быть, и достаточно умен. Но получив назначение на должность, в которой он абсолютно некомпетентен, начинает разворачивать бурную деятельность и, с точки зрения наблюдающих за ним, становится дураком. Так, например, случилось с деятельностью Министерства здравоохранения и социального развития, которое благодаря подобному руководству привело подчиненные ему структуры, некогда лучшие в мире, фактически к развалу. Оглядываясь назад, я считаю, что мой вклад в борьбу с такими дураками, которых на одного стало меньше в космической медицине, я выполнил. Но для этого, конечно, нужно иметь покровителей, для которых государственные интересы, а не личные карьеристские соображения, были превыше всего, таких как министр здравоохранения Борис Васильевич Петровский, Аветик Игнатьевич Бурназян, его первый заместитель, курировавший космонавтику и атомную промышленность.