Некоторое время офицеры молча наблюдали за скорбной сценой, потом Романцев сделал небольшой шаг в ее сторону и произнес, чувствуя свою неуклюжесть:
— Послушайте, возможно, сейчас не самое подходящее время для разговора, но я все-таки должен переговорить с вами. Как вас зовут?
Девушка поднялась с колен. Лицо онемевшее, словно маска. За последние минуты она много пережила: состоялось прощание с любимым, с надеждами на будущее.
— Полина.
— Полина, как давно вы знали Прохора Григоренко?
— Чотири мисяци, як ви в Немиривку прийшли, — ответила девушка, подняв на Тимофея распухшие и покрасневшие от слез глаза. — Ми одружитися хотили[2].
— Как вы узнали, что Прохор убит?
— Сусидка сказала, що офицера вбили. И я видразу зрозумила, що це Прохор[3].
— Почему?
— Вин збирався вже йти. Кого-то проводити должен был, а тут глянув у викно и сказав: «Що це за майор? Чому вин тут весь час крутиться. Пиду погляну». Попрощався со мною и пишов. Я даже ничого не думала такого. А потим…[4] — Девушка вновь безутешно заплакала.
— А как выглядел этот майор, не видели?
— Не бачила, — покачала головой девушка. — Я тисто мисила[5].
— Что ж… Все ясно. Спасибо, — поблагодарил Романцев. — А теперь возвращайтесь…
— Як же мени тепер без нього?[6] — закусила девушка губу.
— Это трудно, знаю, — посочувствовал Тимофей. — Такое забыть невозможно. Лучше помолитесь, думаю, что он вас услышит.
Подходящие слова были найдены. Лицо девушки слегка просветлело, пусть не намного, но ей стало легче. Теперь ей следовало привыкать жить без любимого.
— Добре. Я так и зроблю[7], — сказала она и, попрощавшись, чуть сгорбившись, будто приняла на плечи ношу, пошла к хатам.
— За истекший час убийца мог уехать куда угодно, времени было достаточно, — задумчиво произнес Романцев, когда девушка отошла на значительное расстояние. — А искать какого-то майора безо всяких примет очень сложно.
— Мы уже отдали распоряжение усилить контроль на КПП, — сказал майор юстиции. — Надежды, конечно, немного, но попробовать стоит.
— Жаль парня, — покачал головой майор НКВД. — Мы ведь с ним еще утром встречались. Веселый такой был, посмеялись о чем-то. Кто бы мог подумать, что так оно может повернуться. Ведь в тылу же… От передовой далеко!
— А вот это вы зря, — поправил хмурый прокурор, — если здесь не стреляют, это не значит, что войны тут нет. Она идет каждый день и каждый час. Конечно, не в таких масштабах, но людей убивают. Вот буквально вчера двух офицеров из двести семнадцатой дивизии убили. Сколько ни искали, найти не могли. Бандеровцы! Кто-то полоснул из леса автоматной очередью, и все! А вчера майор из десятой зенитной дивизии пропал… Днем-то они все примерные крестьяне, улыбаются, правильные слова говорят, а вот вечером это уже другие люди.
Подъехал грузовик. Четверо бойцов в выцветших гимнастерках спешно повыпрыгивали из кузова и остались стоять рядом с машиной, нервно покуривая махорку. Ждали распоряжения, чтобы погрузить тело в машину. Каждый думал о своем, явно невеселом, лишь порой вяло роняя слова. Похороны на войне — дело скорое, очень обыденное: уже через какой-то час Григоренко уложат в каменистую яму, прозвучит нестройный салют над могилой, и все, нужно топать дальше!
— Можете забирать, — сказал Романцев бойцам и зашагал к автомобилю.
— Куда едем, товарищ капитан? — сочувственно спросил водитель.
— Давай в штаб, а там можешь ехать по своим делам.
Вот так оно и бывает на фронте. После письма любимой нужно писать похоронку. Осталось только подобрать для матери подходящие слова. Хотя где найти такие слова? Но пусть знают, что смерть его была не напрасной.
Глава 2
Не трожь товарища Сталина!
Вернувшись в штаб, Тимофей Романцев сел за стол и некоторое время сидел неподвижно, закрыв глаза. Нужно собраться, успокоиться. Никто не должен видеть его растерянным или усталым. Так он поступал всякий раз, когда следовало принять ответственное решение. Но получалось скверно. Сосредоточиться не выходило — мысль ускользала.
Перечеркнутых планов было не жаль, такое случилось не впервые. Жизнь часто вносит свои коррективы, одним махом перечеркивая все задуманное. Не стало хорошего человека, вот в чем горечь…
4
Он собирался уже уходить. Кого-то проводить должен, а тут посмотрел в окно и сказал: «Что это за майор? Почему он здесь все время крутится. Пойду посмотрю». Попрощался со мной и ушел. Я даже ничего не думала такого. А потом…