К сожалению, у человечества есть один очень сильный и коварный враг – это само человечество. Думалось мне, этот факт всё же поняли те, кто окружил галактику той сферой, за которую теперь не может выйти никто. Наверное, они были правы – нельзя пускать таких кровожадных и неуправляемых существ в просторы вселенной. А что предстоит мне? Моё задание – узнать путь за пределы галактики. Стоит ли мне это делать? Ответ не так прост…
Из раздумья меня вывел трубач… (Чёрт! Как же всё-таки его зовут?) Он остановился и прислушался.
Стало почти совсем светло, но видно было не так уж далеко из-за пара, поднимающегося из жерла вулкана. Кромка кратера, по которой мы шли, в этом месте была ещё шире, чем раньше. Впереди виднелись холмики и корявые, словно бы высохшие деревья без листьев. Уродливые стволы извивались, а их кроны были опутаны полупрозрачной еле видимой паутиной.
Трубач стоял на месте и во что-то всматривался. Я тоже смотрел во все глаза, но не видел ничего.
Но в следующий момент видеть уже ничего не надо было. Из зарослей корявых деревьев послышался приглушённый вопль. Это был вопль боли, который разнёсся по кратеру страшным эхом. Трубач всё это время держал винтовку на изготове. Я решил последовать его примеру, встав рядом.
И тут я заметил движение. Какой-то человек буквально вывалился из зарослей и упал на камни, метрах в ста от нас. Мы стояли на возвышении и поэтому видели его хорошо.
Полоса тумана двигалась в стороне. Человек вновь вскочил на ноги и побежал в нашу сторону, при этом сильно заорал, словно бы его облили кислотой. Его шлем слегка глушил звук голоса, но всё равно было страшно слушать этот отчаянный вопль.
Я вопросительно взглянул на трубача. Стрелять? Он мотнул головой – рано.
– Кто это?
Трубач ещё несколько секунд смотрел на орущего и мечущегося человека, а когда тот приблизился примерно на пятьдесят метров, вдруг ахнул и воскликнул:
– Да это же Граппудр! Он из нашего отряда!
Не успел трубач это сказать, как Граппудр нас наконец заметил. Он остановился, откинул шлем, набрал побольше обжигающего и отравленного воздуха в лёгкие и прокричал:
– Муравьи! Валите отсюда!
После этого он выгнулся и свалился на землю. Снова заорал.
– Чёрт! – кричал трубач и в отчаянии потрясал винтовкой. – Чёрт! Чёрт!
– Что делать? Ему надо помочь!
– Поздно! Муравей залез ему внутрь! Тварь пожирает его изнутри! Чёрт! Надо валить! Срочно! Тут муравьи! За мной, дядька! Живо!
И он помчался в сторону, не разбирая дороги. Я метнулся за ним.
Сзади слышится душераздирающий вопль боли и отчаяния. Но это не предсмертный вопль! Парню предстоит ещё около двух часов невероятных мучений, прежде чем его сердце не выдержит пыток и не разорвётся.
Мы с трубачом бежали, сами не зная куда. Перемахнули через какой-то холм. Обогнули большую шаровидную колючку. Перепрыгнули через переливающуюся всеми цветами радуги лужу. Пронеслись по пологому склону, упёршись в здоровенный валун. Оббежали его и рухнули с невысокого обрыва на мелкую щебёнку.
Лежим. Склон у наших ног полого спускался вниз.
Я видел, как трубач дрожал всем телом. Слышал его тяжёлое дыхание…
И вдруг он вскочил на ноги. Схватился за выступающий край камня, и выскочил из укрытия.
– Стой! Ты куда? – закричал я, видя, что он собрался вернуться.
Он приостановился, слегка обернулся и бросил мне в ответ:
– Не могу я так!
И скрылся за валуном.
Он решил помочь товарищу.
Я вскочил, схватился за тот же выступ камня и выпрыгнул из укрытия. Оббежал валун и увидел спину трубача. Он быстро бежал в перёд. Я решил его догнать.
Снова тот же путь: пологий склон, разноцветная лужа, большая колючка, небольшой холм… И вот, мы на месте. Я остановился рядом с трубачом. Он тяжело дышал. Его взгляд был устремлён на товарища.
Бедняга мычал, глотая отравленный воздух; его тело извивалось в адских муках, лицо окровавлено, руки и ноги сводило судорогой.
Трубач снял с плеча винтовку, взвёл курок, прицелился и на мгновение застыл. Спустя секунду прозвучал выстрел. Страшное эхо пронеслось, словно бестелесный призрак, по окружности кратера. И застыло где-то вдали. Пуля попала в голову обречённого, разворотив череп. Бедняга Граппудр тут же застыл.
Наступила страшная тишина.
Туман медленно наползал, хватая своими щупальцами теперь уже бездыханное тело.
Он избавил товарища от мучений. Теперь мне всё стало ясно.
Я взглянул на трубача. Он, как стела, как недвижимое изваяние стоял, упёршись ногами в ярко-жёлтую твердь; недвижимый взгляд потерялся в одной точке; губы сильно сжаты; лоснящееся от пота лицо, словно каменное; ноздри раздулись от страшного перенапряжения; и только в уголке глаза едва блеснула крохотная капелька. Спустя пару мгновений, его грудь вздрогнула. Послышался прерывистый вдох. Он рывком развернулся и двинулся обратно. Молча. Не оборачиваясь. С усилием сжимая винтовку.
Я моргнул. На душе скребутся кошки... Надо идти за трубачом... Хочется взглянуть назад… Нет. Не надо. Теперь Граппудр избавлен от мучений. Он на пороге лучшего мира. Создатель позаботится о нём.
Я шёл. Скользил взглядом по желтоватым камням. На извилистой тропинке заметил движение. Сконцентрировал взгляд.
Дорогу перегородила маленькая букашка – не более сантиметра длиной. Я отчётливо видел её сидящей на ярко-жёлтом камушке. Она смотрела на меня, изучала, едва заметно шевелилась…
Муравей!
Ах ты, чёрт! Нельзя позволить этому гаду прыгнуть!
Я прыгнул первый. Ногой врезался в землю, ощутив под подошвой тот самый камушек. И быстро убрал ногу… Мелкая тварь всё ещё шевелилась. Ах ты, мразь! Снова втоптал её в твёрдую землю. Убрал ногу. Задавил. Так тебе и надо, падла!
А теперь стоит убираться отсюда, как можно быстрее.
Надо догнать трубача.
Небольшой холм… колючка… разноцветная лужа… пологий склон… валун… маленький обрывчик…
Я спрыгнул рядом с трубачом. Он сидел, поджав ноги к подбородку. Смотрел в одну точку. Молчал.
Я тяжело вздохнул и сел рядом.
3.3
Не прошло и трёх минут, как трубач сказал, что нужно двигаться, – муравьи могут быть, где угодно. Действительно, мы очень рискуем, сидя здесь. Но, надо сказать, что в данный момент здесь везде небезопасно. А двигаться всё равно надо. И мы пошли.
Шли в обход того места, где были замечены мелкие твари. По откосу, засыпанному щебнем. Ноги по колено утопали в щебёнке, та со звонким шелестом ссыпалась вниз, производя ненужный шум, который может привлечь врага.
Другого пути нет, во всяком случае, пока. Нужно сделать крюк, а потом выйти к вершине кромки кратера, чтобы потом спуститься вниз с другой стороны дремлющего вулкана. Подняться на кромку нам всё равно придётся, так как впереди серел отвесный обрыв: вот, по нему-то не пройдёт даже самый искусный скалолаз со всеми своими приспособлениями.
Нас постоянно тянуло вниз; камешки сыпались, словно водопад, увлекая своим весом наши лёгкие тела. Мы боролись с этим каменным течением, что есть сил, но понимали, что как бы мы не старались, нас всё равно сносило всё ниже и ниже; а там, внизу, у подножия горы – неизвестно, где – начинаются мины. На землю нельзя. Надо выше, как можно выше.
Я весь взмок. Противно, мерзко… и гадко на душе. Случай с сослуживцем трубача до сих пор не выходил из головы. Но это война! Надо быть стойким, чёрствым, сильным. С силой ещё туда-сюда, а вот чёрствым как-то не получалось быть… Хоть и прошёл я тюремную «школу жизни», но война – это совсем другое дело; она обнажает все твои скрытые качества похлеще всяких других «школ»; открывает твоё истинное лицо, выводя тебя и всех остальных на чистую воду; твои поступки не могут быть притворными; ты не сможешь долго скрывать свои мысли, притворяться другим; если ты что-то скрываешь, это непременно вылезет наружу. И от этого последнего факта лично мне становилось не по себе. Ведь я скрываю! Долго ли ещё смогу скрывать?..