Скоро первое сентября. Скоро учеба. Скоро кто-то спрячет его очки, а может и раздавит их ботинком, чтобы он тыкался лбом о дверной косяк, чтобы его, полуслепого, толкали, как мячик, друг на друга, пока не закружиться голова и не захочется блевать. Скоро кто-то повесит его рюкзак на крючок с внешней стороны подоконника; рюкзак будет висеть там на глазах у всей школы, и лишь он, его владелец, не будет знать, где этот рюкзак. Впрочем, рюкзак — это отдельная тема и простор для фантазии здесь не ограничен. Генкин рюкзак с учебниками — это универсально-развлекательное устройство: ним можно играть в футбол, волейбол, баскетбол (по желанию играющих), его можно швырнуть в писсуар, его можно спрятать, в него можно положить что-то: а) тяжелое; б) вонючее; в) порнографическое (в расчете на то, что это найдут родители); г) пугающее; д) неприятное. Скоро, уже очень скоро. Скоро ему намажут стул суперклеем, подсыпят пурген за обедом в столовой, будут плевать на спину, либо вешать туда различные надписи. Скоро с него снимут штаны на физкультуре, скоро ему свяжут шнурки под партой. А передышка будет лишь перед контрольной, лишь тогда его иногда назовут Геной.
— Гена, дай списать, — попросит Ева, и он даст — куда он денется.
Он боится всех. Слишком велик страх, парализующий все тело, когда не знаешь, что делать, и хочется лишь бежать, как тогда… Когда ему приснилась улыбка Артема, больше ничего, лишь улыбка… как тогда, когда он снова ходил… После того грязного декабря он больше не ходил — нет, было, конечно, что он гулял, сильно задумавшись, но чтобы ходить — этого не было. И он больше никогда не бегал, как в тот раз. И слава богу.
Гена посмотрел на небо и понял, что вот-вот стемнеет. Спортсменки в топике на поле уже не было; с баскетбольной площадки все еще раздавались бодрые крики. Чтобы добраться домой засветло, пора было уходить, и Генка поднялся — ему не очень-то улыбалось бродить по ночному Брагому. Он пересек школьный двор по диагонали, стараясь держаться подальше от играющих на площадке, и вышел к карусели, где все еще сидел, потупившись, толстый Горик. Правую половину его лица накрывал огромный фиолетово-красный синяк из которого щелкой блестел глаз, над бровью был пластырь. Кто-то основательно поработал над хачиком, так основательно, что это было даже странно. Сдержано поздоровавшись с грустным Гориком, Генка поспешил домой.
Посмотреть на объявление о первом звонке Гена забыл.
2. Летние дни проползали настолько серо и однообразно, что уже даже хотелось в школу. Появились бы хоть какие-то события.
Сегодня Горик проснулся как всегда рано — часов в пять. Сквозь сон он слышал, как блевал отец, а когда открыл глаза, то увидел, что отец уже мирно досыпает на своей раскладушке — капли блевотины все еще стекали с его толстой черной губы на заблеванный и неоднократно пропаленный бычками коврик. Некоторое время Горик лежал, глядя в потолок и прислушиваясь к доносящимся звукам. На кухне гремела кастрюлями мать; за стеной матерился на кого-то злой с похмелья сосед Резо; из соседней общаги сотрясал атмосферу новый хит группы «Руки вверх» — там гуляли всю ночь. Горик поднялся и, похрустев костями, направился в сортир.
Перед сортиром уже имелась очередь из трех человек, и Горик стал четвертым. Очередь была немытая, матерящаяся, обвешанная полотенцами и ощетинившаяся зубными щетками. Тут же подошел провонявший перегаром Резо и, почесывая яйца, стал пятым, подтолкнув Горика вперед огромным плотным животом. Дядя Резо был одет в рваные семейные трусы, но имел такой густой волосяной покров, что мог обходиться без одежды, что он не раз и демонстрировал практически всей «черной» общаге.
— Как спалось, молодой? — спросил дядя Резо, неожиданно хлопнув Горика по заднице.
— Нормально, — ответил Горик.
Из сортира донеслись невероятно громкие звуки физиологического характера, по которым Горик безошибочно узнал тетю Тамару. Стало понятно: это надолго. Тетя Тамара славилась своим поносом на всю общагу; ее прямая кишка уже давно ничего не держала (поговаривали, что это из-за долгих лет добросовестного анального секса), поэтому тетя Тамара выпускала газы не когда хотела, а когда приходилось. Испражнялась тетя Тамара по четкому графику, первый раз — обильно, рано утром, чтобы потом не опозориться на протяжении дня. При этом из туалета доносились шокирующие звуки оперной громкости.