Снова то же видение. Мальчик-служка, он же приятель Шен-Шен, истошно кричит, проваливаясь в песок, родители и сестры задыхаются внутри гигантского смерча, а она, Ри Эль, никому и ничем не в силах помочь, заживо погребенная под каменной плитой.
«Если бы ямогла… Если б я только могла раз и навсегда укротить все катаклизмы на свете...»
Она проснулась в холодном поту. И не потому, что сон оборвался. Его оборвали – специально.Солнечным лучом, прицельно пущенным сквозь щель между занавесками.
– Эй! Что за дела? – проворчала Ри Эль. Она кое-как сползла с кровати — лохматая, заспанная, совершенно изможденная — и, щурясь, прошлепала к окну. Там она раздвинула занавески. Со второго этажа маяка открывался удивительный вид. Точнее, удивительно унылый. Стальное море, серое, без единого просвета небо. Да и для восхода пока рановато. Спрашивается, откуда взялся луч?
Ри Эль разрубила его ребром ладони — бесполезно. Наглухо задвинула снаружи ставни — лучу хоть бы что. Светит и светит. Скоро дыру на подушке прожжет.
– Опять, – догадалась девушка. – Очередное бесполезное чудо.
Она прошлась к ширме, по пути крутанув вертушку радио-передатчика, приделанного к стене, и принялась переодеваться.
Из утренней сводки новостей следовало: у берегов городка Айнавура ни одного крушения за ночь. Лишь какой-то пьяный рыбак утонул за северо-восточным мысом. Далее ведущий завел живенький монолог на тему того, какие нынче в моде ковры и почем на рынке подвесные лампы из цветного стекла.
Ри Эль стянула с себя пижаму и попыталась швырнуть ее поверх ширмы на кровать. Ай, мимо! Вечно ей не везет. Ни с учебой, ни с метанием пижам.
– В академию Катастроф ты должна вернуться. Любой ценой, – сказала Ри Эль своему лохматому отражению в зеркале.
***
Хлопнула массивная дверь – Джессамина не раз бралась за эту медную ручку-кольцо, застрявшую в львиной пасти. Не раз забывала, кто она и зачем спустилась в средние миры. Не раз предавалась беспечным утехам. Ее чуть было не выдали замуж за знатного эмира — вовремя опомнилась, сбежала. В сандалиях, которые перед побегом не мешало бы починить. С дневным запасом пищи в заплечной котомке. С одной только целью. И без понятия, что будет дальше.
А дальше была белая пустыня. Раскаленные пески, удушающие дни и морозные ночи. Пыльные бури, сожаления, упадок сил. И извечная, неутолимая жажда.
Ее подобрал караван, когда она уже почти переступила грань между жизнью и смертью. Путники в караване — закутанные серым тряпьем с ног до головы, да так, что только глаза виднелись, – приняли ее как родную. Напоили, дали поесть. Раскинули цветные шатры на ночлег, разожгли в центре привала костер.
Глубокой ночью Джессамина разглядывала скромные узоры на куполе шатра и невольно вспоминала богатую мозаику витражей в прежнем своем пристанище. Нет, она правильно сделала, что ушла. Иначе хлопоты затянули бы ее целиком. И колесо жизни закрутилось бы беспощадно. Вздумаешь его остановить — сотрешь кожу в кровь.
Джессамине надо спешить. Надо, во что бы то ни стало, найти тех двоих, кого сослали из-за горизонта в средние миры. Надо вернуть их домой. Потому что власти за горизонтом заблуждаются. Власти творят беззаконие. И без революции здесь не обойтись.
Но для начала стоит хотя бы преодолеть пустыню без потерь.
Буран застал караван врасплох. Набросился из ниоткуда, выпил последние соки, измучил животных — и со свистом унесся прочь. На смену знойному ветру пришло знойное безветрие. На горизонте висело марево, воздух будто бы плавился. Волосы Джессамины — черные тугие кудряшки — липли к шее и ко лбу. Богатая, расшитая золотом и серебром одежда превратилась в подобие лохмотьев. Украшенный каменьями широкий браслет впивался в кожу на предплечье. В горле установилась сушь, глаза болели от нестерпимо яркого солнца. Сейчас бы искупаться хорошенько, пускай бы и под проливным дождем. Но, судя по неумолимо испаряющимся в небе облакам, дождей в ближайшее время не предвиделось. Вся надежда была только на…
– Оазис! – надтреснуто возопили из каравана.