Запахи мирры, смолы и богатства резко исчезли, стоило профессору Шио-Леню переступить порог и дверь закрыть. Теперь его нос уловил соленый аромат моря, водорослей и безоблачного счастья под солнцем, которое светило исключительно здесь – на пляже с шезлонгами, расставленными ровным рядком. С полосатыми зонтами, воткнутыми в песок, точно гигантские леденцы на палочке. С умиротворяющим шелестом волн, которые вползали на берег, чтобы выбросить туда жемчуг и крупицы янтаря.
Профессор Шио-Лень удовлетворенно улыбнулся. Вот, где хорошо вздремнуть, прикрывшись для верности газетой. Плед и тапочки больше были ни к чему.
Пока он нежился на пляже, в Талирии стояла глухая ночь. Нормальные люди видели сны. А что касается одержимых... Там, куда не проникает свет хрустальных люстр и глаз луны, смотрящей сквозь тысячу триста окон академии Катастроф, вовсю кипела работа.
Резное дерево, гобелены, лепнина – в подвальной мастерской о такой роскоши слыхом не слыхивали. То ли дело раскаленные щипцы, молотки, угольные печи! А как насчет металлических конструкций, смахивающих на кошмарных доисторических тварей?
Верно мыслите, господа наблюдатели. Именно эти твари и спасают Талирию от катаклизмов. Именно они укрощают ливни и завязывают смерчи в узел.
«Тварюшки вы мои», – нежно шепчет ректор, прохаживаясь вдоль железных великанов и с любовью поглядывая на широченный плакат: «Наша наука спасёт мир!».
Длинный, как жердь, в очках с лупами в форме семиконечных звезд и чудном черном колпаке, ректор был чрезвычайно неуловим. В лицо его не видел никто и никогда. Может быть, оттого, что он умел вовремя исчезать.
Глава клана Анци лично хотел с ним встретиться и даже назначил время. Не явиться – значит, нанести клану смертельное оскорбление. И что вы думаете? Ректор не пришел. Сослался на недомогание – и был таков.
В мастерскую он наведывался, когда рабочие заканчивали смены и отправлялись на покой. И тогда-то работа начинала кипеть совсем иначе – без участия людей, силой одних лишь чудес. Недаром ректор носил колпак. В некотором роде он был волшебником. Точнее, просто знал, на какие рычаги мироздания стоит жать, чтобы привести тот или иной феномен в действие.
Расплавить металл? Выполнить по эскизу художественную ковку? Обойдемся без рук. Материя вполне управится без вмешательства извне, причем результат превзойдет все самые смелые ожидания.
«А как же отдых?» – резонно заметите вы. И навлечете на себя раскаты саркастического смеха. Пусть всякие профессора Шио-Лени предаются блаженному бездействию. Ректор, сколько себя помнил, ни разу не уставал. А помнил он себя долго. И даже слишком. Буквально с сотворения мира. Самомнение? Ну, уж без этого никуда.
Когда дела не клеятся, достаточно капельки самомнения, щепотки веры, пригоршни изобретательности – и можно придавать чуду ускорение. А дальше не мешайте. Водяное колесо судьбы завертится самостоятельно. И будет так, как должно быть.
***
День и ночь в пустынной Талирии – всё равно что черное и белое, огонь и вода. Владычицы дня – жара и духота. Люди прячутся в тени, срастаются с тенью, точно со своей второй оболочкой. Ночью всё обстоит иначе. Приходит долгожданная прохлада, предательски перерастая в заморозки. Зажигаются гирлянды песчаных фонариков, развешанные на домах. Расцвечиваются сотней красок фасады и скульптуры. Вспыхивают на колоннах свечи. Из невзрачных хижин на окраине стремительно вырастают, складываются из камня башни духов Вату-Хоу.
Ветер колышет занавески из легчайшего газа и шелка, с воем носятся бледные призраки, поскрипывают качели на пустой детской площадке. Роща неподалёку от маяка Ри Эль начинает отращивать новые колючки.
Ри Эль сама словно отгородилась колючками от мира. С момента роковой катастрофы, когда не стало ее родных, она множила в своем сердце шипы, один за другим, подобно пустынному кактусу Ватанаби. Множила в надежде на то, что теперь ее будет не уничтожить. Прикоснёшься – поранишь палец. А задумаешь ударить ножом – обломаешь лезвие.
Сейчас Ри Эль сидела на заднем дворе – с ногами на деревянной скамье, уместив руки между колен и устало прислонившись боком к резной спинке. Клэри Лэйн хватило одного взгляда на подругу, чтобы всё понять: за хлипкими декорациями спокойствия в ней мало-помалу зарождается настоящий ураган чувств.