Ильдефонс принялся тщательно подбирать слова:
— Прежде чем пускаться в объяснения, позволь задать тебе вопрос: тебе уже доводилось слышать эту, назовем ее так, призрачную музыку?
— Ни разу.
— И она показалась тебе…
— Это сложно описать. Она была не печальная и не веселая, нежная, но в то же время исполненная тоски и горечи.
— Удалось уловить мелодию, мотив или хотя бы последовательность нот, которая могла бы дать нам какую-нибудь зацепку?
— Совсем смутно. Если ты простишь мне выспренность, она наполнила меня печалью по утраченному и недостижимому.
— А! — кивнул Ильдефонс. — А женщина? Что навело тебя на мысль, что это Мирте?
Риальто задумался.
— Ее бледное лицо и серебристые волосы могли бы принадлежать лесной фее, пытающейся притвориться нимфой древности. Она была очень красива, но у меня не возникло желания заключить ее в объятия. Впрочем, при более близком знакомстве…
— Гм. Подозреваю, твои изысканные манеры не произвели бы на Мирте большого впечатления… Так когда, говоришь, ты понял, что это Мирте?
— Окончательно я утвердился в этом мнении по пути домой. Настроение одолело хуже некуда, наверное, сквальм уже начинал действовать. В общем, я сопоставил музыку и женщину, и имя всплыло само собой. Дома я сразу же заглянул в труд Каланктуса и последовал его совету. Сквальм явно был подлинный. Сегодня я наконец-то смог вызвать тебя.
— Лучше бы вызвал меня сразу, хотя со мной тоже происходило нечто подобное… Что это за назойливый шум?
Риальто бросил взгляд на дорогу.
— Кто-то едет. Похоже, Занзель Меланктон.
— А что за странный тип за ним скачет?
Риальто вытянул шею.
— Непонятно… Ладно, скоро увидим.
По дороге на полной скорости несся двуспальный диван с пятнадцатью подушками цвета золотистой охры на четырех высоких колесах. Позади в туче пыли бежало привязанное к дивану цепью человекообразное существо.
Ильдефонс привстал и приветственно поднял руку.
— Эге-гей, Занзель! Это я, Ильдефонс. Куда так мчишься? И что за любопытная зверюшка так проворно трусит за тобой?
Занзель остановил свою повозку.
— Ба, да это Ильдефонс! И мой дорогой Риальто! До чего же я рад вас видеть! Я и забыл, что эта старая дорога проходит мимо Фалу, а вот теперь, к моей великой радости, вспомнил!
— Нам всем несказанно повезло! — объявил Ильдефонс. — А кто твой пленник?
Занзель оглянулся через плечо.
— Он чей-то засланец, точно говорю. Вот, везу его казнить в какое-нибудь укромное местечко, откуда его дух до меня не доберется. Как вам вон тот лужок? Он находится на безопасном расстоянии от моих владений.
— Зато в самой непосредственной близости к моим! — рявкнул Риальто. — Ищи такое место, чтобы нам обоим было удобно.
— А как же я? — вскричал пленник. — Что, мое мнение по этому вопросу уже никого не интересует?
— Ладно, ладно. Чтобы удобно было нам троим.
— Еще минутку, пока ты не уехал по своим делам, — вставил Ильдефонс. — Расскажи-ка мне об этом существе поподробней.
— Да нечего о нем рассказывать. Я разоблачил его по чистой случайности: он ел яйцо не с того конца. У него, если ты заметил, по шесть пальцев на ногах, на голове растет гребень, а на плечах пучки перьев, что позволяет с полной уверенностью отнести его к Восемнадцатой или даже к концу Семнадцатой эры. Утверждает, что его зовут Лехустер.
— Любопытно! — протянул Ильдефонс. — Выходит, он, в каком-то смысле, живое ископаемое. Лехустер, тебе известно о твоей уникальности?
Занзель не дал пленнику ответить.
— Удачного дня вам обоим. Риальто, ты что-то неважно выглядишь! Советую принять добрую чарку поссета и хорошенечко вздремнуть, таково мое предписание.
— Благодарю, — отвечал тот. — Заезжай еще как-нибудь на досуге, а пока заруби себе на носу: мои владения простираются вон до того кряжа. Казни Лехустера где-нибудь подальше, по другую его сторону.
— Минуточку! — воскликнул упомянутый Лехустер. — У вас в Двадцать первой эре что, трезвомыслящих людей совсем не осталось? Неужели вам не интересно, что привело меня в вашу кошмарную эпоху? Предлагаю ценные сведения в обмен на жизнь.
— И в самом деле! — сказал Ильдефонс. — Что это за сведения?
— Я стану говорить лишь на конклаве великих волшебников, где все решения заносятся в протокол и исполняются.
Вспыльчивый Занзель заерзал на своем сиденье.
— Что? Теперь ты решил очернить мое доброе имя?
Ильдефонс вскинул руку.
— Занзель, заклинаю тебя, имей терпение! Кто знает, что шестипалый мошенник нам поведает? Лехустер, в двух словах, в чем заключается твоя новость?