Капитан наконец кивнул на него:
– Это мой боцман, Иварт. А этот, говорливый, Сенешаль. Не сенешаль, а Сенешаль, хотя говорят, что и настоящий сенешаль приложил к его появлению на свет руку. И не только руку.
Я ответил вежливо:
– Счастлив встретить таких людей.
Капитан усмехнулся:
– А я уж как счастливы мы, что родились такими!
Сенешаль коротко ухмыльнулся:
– Родились?
– Стали, – поправил себя капитан с ясным удовольствием. – Стали!.. Так за что вы готовы платить так щедро?
– Просто за разговор, – сообщил я легко. – Дело в том, что я прибыл издалека. Не хочу хвастаться, но всего пару недель тому назад я был еще на Перевале…
Моряки переглянулись, боцман кивнул, как будто я подтвердил какие-то его догадки, а капитан спросил с недоверием:
– Это что же… с той стороны?
– С той, – подтвердил я.
– Там, говорят…
Он не закончил, я мягко прервал, ибо если я плачу, то я и расспрашиваю, а не меня:
– Главное, чего там нет, так это моря. Кораблей там отродясь не видели. И я не видел. Вот сегодня впервые… А уж про загадочный Юг, который вы своими глазами видели, у нас только слухи! Вот и восхотелось мне побывать на той стороне океана. Но в порту первое разочарование: почти все каботажники плавают только вдоль берегов, а открытого моря побаиваются.
Первый матрос, который Сенешаль, хохотнул:
– Побаиваются? Не то слово.
– Дрожмя дрожат, – добавил Иварт. – Они даже смотреть боятся в сторону открытой воды.
– Почему? – спросил я.
Он хмыкнул:
– Когда плаваешь, не выпуская из вида берег, не страшно даже плотникам. А открытое море… В большом море есть еще и свои моря, поменьше. Где с горячей водой, где с холодной, а где и вовсе…
Он перехватил строгий взгляд капитана, поперхнулся, а второй сказал поспешно:
– Да-да, каботажники – это не моряки. Это так. Поджатохвостые.
– Вот-вот, – согласился я. – Поджатохвостые. А про вас говорят с почтительным страхом и уважением. Только вы, сказали они, умеете переплыть океан.
В глазах капитана промелькнуло глубокое удовлетворение, как мы, мужчины, легко ловимся на лесть, чуть напыжился и сказал с той скромностью, что паче гордыни:
– Ну почему же… Еще Кучырь ходит… И даже Седьмой…
– Уже не ходит, – поправил боцман. – После того как вернулся чудом на половинке своей посудины. И без мачт… Если бы ветер не пригнал… Из всей команды Седьмого осталось трое.
Капитан кивнул:
– Да, не ходит, а жаль. Да и Кучырь поговаривал, что пора бросать эту игру с морским дьяволом. Ладно, мы в самом деле ходим на Юг. И что дальше?
Я сказал просто:
– Хочу туда.
За столом воцарилась тишина, матросы смотрели вытаращенными глазами. Сенешаль попытался что-то сказать, но боцман, повысив голос, рыкнул мощно:
– А почему нет? Если благородный господин хочет, почему он должен себе отказывать? Если у него, конечно, есть чем заплатить.
– Есть, – ответил я как можно небрежнее, играя богатенького наследника, который уже дорвался до папиного сундука. – С этим проблем не будет.
В наступившем молчании капитан в задумчивости барабанил пальцами по краю стола, звук был такой, будто стучали камешками.
– Вы где остановились?
Я сдвинул плечами.
– Нигде. Я намеревался сразу на корабль….
Они переглянулись снова, все то же нечто неуловимое скользнуло между ними, словно мгновенно обменялись целым каскадом слов и мыслей, сжав их неведомым архиватором. Капитан проговорил наконец с непривычной для человека его наружности деликатностью:
– Благородный сэр… нам, конечно, приятно, что вы платите за такое дорогое вино и весь ужин, но… как бы это сказать помягче, благородных лордов так часто бьют по голове… и хотя у вас шлемы, но что-то в черепушке перебалтывается, верно? Вы что же, всерьез решили, что вот так можно прийти в порт, заплатить за проезд и сразу же отплывете?
– Нет, – признался я. – Сперва приведу коня и свою собаку.
Они снова переглянулись, в глазах капитана я увидел даже восхищение такой наивной наглостью.
– Ах да, еще коня и собаку! А почему не стадо коров?
– Думаю, – ответил я в тон, – коровы и за океаном – коровы. А такого коня и такой собаки не найти. Впрочем, как и такого корабля, как у вас.
Он вздохнул:
– А где поселитесь?
– Не знаю, – ответил я честно. – Я же сказал, что въехал в город и сразу – в порт. Знатоки указали на этот кабак.
Матросы уже смеялись откровенно, капитан качал головой:
– Неужто за Перевалом все такие… Иварт, а не переселиться ли нам туда? Будем щипать их, как гусей. Состояние нагребем, сами лордами станем…
Иварт прогудел зычно:
– Дык неинтересно без моря.
Капитан сокрушенно покачал головой.
– И то верно. Какая жизнь без моря? Ладно, благородный сэр. Найдите место, где остановитесь, и сообщите нам. А мы перед отплытием на Юг пришлем гонца.
Боцман гоготнул:
– Если не забудем.
Сенешаль тоже загоготал, наблюдая за моим лицом. Я поднялся, высыпал на стол горсть золотых монет.
– Гуляйте, угощайте команду. Как только устроюсь, сразу сообщу. Как долго собираетесь протирать штаны на берегу?
Сенешаль суетливо сгреб золотые монеты в пригоршни, растопыренными локтями укрывая от взоров гуляк за другими столами. Капитан, даже не взглянув на золото, сказал задумчиво:
– Считайте, вам повезло. Мы уже все закончили, а товар на корабль как раз грузят. Дней через десять поставим паруса и выйдем в море.
– Десять дней, – вырвалось у меня. – Что-то я ползу к этому Югу, как черепаха.
Они улыбались, у всех свое восприятие времени. Кому-то покажется, что двигаюсь чересчур быстро.
Бобик сидит на заднице, как министр в ложе на премьере «Псковитянки» и заинтересованно наблюдает, как двое покалеченных с тихим воем отползают от Зайчика. За обоими тянется широкий кровавый след. Народ переговаривается, слышатся смешки.
Я раздвинул толпу, Зайчик приветственно заржал. Я погладил его по носу, приготовился запрыгнуть, сзади кто-то крикнул:
– Ваша милость, это ваш конь?
– Ты же видишь, – ответил я и прыгнул в седло.
За спиной захохотали, кто-то сказал громко:
– Эти двое тоже говорили, что это ихний. А он одному плечо вырвал, другому ноги перебил…
Я сказал Бобику с укоризной:
– А ты не мог отогнать заранее? Преступления нужно предотвращать, как говорят правозащитники, а не калечить тех, кто совершил по некоему затмению… как скажут психиатры. А то все друг друга перебьют.
Он хитро оскалился, забегал то справа, то слева. Зайчик тоже скалил огромные зубы, как сговорились. Зайчик подпрыгивал, как-то ухитрялся даже звучно хлопать ушами, хотя вроде бы они стоят торчком, но все равно, несмотря на все попытки меня развеселить, я чувствовал себя хреново, будто помахали перед мордой морковкой и тут же спрятали.
Хотя, конечно, это сам охамел, пора бы забыть о временах, когда купил билет и сразу отплыл, поехал или улетел. Здесь все совершается неторопливо, обстоятельно. Даже покрой одежды не меняется столетиями, я имею в виду женской одежды, что вообще невероятно.
Мальчишки всюду глазели на моего огромного коня и на Бобика. Самые смелые ухитрялись притронуться к его блестящему крупу.
Я поинтересовался медленно:
– А скажите, всезнающие… где здесь гостиница, чтобы остановился доблестнейший из рыцарей, увенчанный и осиянный… это я о себе, как вы уже поняли?
Они захихикали, откликаясь на шутливый тон, один сказал торопливо, стараясь опередить менее расторопных:
– Прямо и на следующем повороте через два квартала постоялый двор дядюшки Коркеля!.. У него самая лучшая…
Второй выкрикнул:
– Нет, лучше у господина Цорюрга!
– У хозяина Грабеуса, – крикнул третий. – У него сам король останавливался!
– Это было сто лет назад, – возразил первый, – тогда дядюшки Коркеля еще не было!