Рано утром я поднялся с тяжелой головой и понял, что так и не заснул, а все те суматошные видения, что одолевали пять часов кряду, вовсе не сон, а тягостный бред наяву.
Иллариана, была первая мысль. Если я не заморю себя работой или какими-то заботами, я сегодня же свихнусь окончательно.
В соседнем зале дворецкий тщательно протирает золотые кубки, очень тяжелые и неудобные, зато престижные, а еще на полках блестят фужеры из тонкого стекла с диковинно изогнутыми ножками. Я подсознательно ждал, что вот-вот упадут, у них настолько чудовищно смещен центр тяжести, что просто не могут стоять вот такие и не падать…
Он вздрогнул, ощутив мое присутствие, повернулся быстро и крайне почтительно склонился.
– Ваша светлость…
Я поинтересовался:
– А почему кубки подаешь, а фужеры прячешь?
Он выпрямился, на лице замешательство.
– Ваша светлость, из кубков пьют наиболее знатные… А фужеры для тех, кто попроще.
– Ага, – сказал я, – понятно. Ну, когда я один или с друзьями, подавай фужеры. А золотые кубки только на пиры. Только… что это с ними?
Он проследил за моим взглядом, на бесстрастном вышколенном лице проступило нечто вроде сдержанной улыбки.
– Ваша светлость, все вот так сперва… Потом привыкают.
– А как они не падают?
Он пожал плечами.
– Магия…
Я зло стиснул челюсти. Магия, черт бы ее побрал. Этим словом объясняют все непонятное, а заодно перечеркивают любые попытки доискиваться истины. Потому мир магии – это застойный мир, а мир науки – постоянно развивающийся.
Плохо только, что любые проявления магии нам симпатичны, что ли, как неожиданные подарки, а наука – это нечто ближе к ежедневной и рутинной работе, но кто из нас, положа руку на сердце, работает из любви к работе, а не по необходимости зарабатывать на жизнь?
– Где наш новый управитель? – потребовал я.
– Артур Шницлер? – переспросил он на всякий случай. – Он везде. В смысле, может быть везде. Здесь довольно странное сообщение между… между этажами, помещениями. Я даже не пытался разбираться. Принимаю, как должное. Велите позвать?
– Да, – отрубил я. – Пусть явится ко мне в покои.
Шницлер явился на удивление быстро, едва ли не быстрее, чем я вошел, и бросил на стол перчатки. Собранный, настороженный, с недоверчивым взглядом выпуклых глаз, он поклонился от двери и остался в таком положении.
Я сказал нетерпеливо:
– Давай без особых церемоний. И не прибавляй к каждому слову «ваша светлость», это вдвое сократит разговор. Итак, что скажешь о своей новой должности?
Он выпрямился, взгляд острый, развел руками, но только слегка, в присутствии высоких особ нижестоящие не должны позволять себе размашистые жесты.
– Ваша свет… простите, но я и раньше делал все то же самое. Томас Кемпбелл вел дела герцога умело… Я хочу сказать, хорошо подбирал помощников. Они все и делали, а он лишь…
– Занимался темными делишками, – прервал я жестко. – Как я понимаю, ты всех полезных оставил на месте?
Он ответил с поклоном:
– Зачем терять натасканных и умеющих, а брать новичков, которых еще неизвестно, научишь ли? Все работают, ваша грозная слава никому не позволит лентяйничать. Налоги собираются, кузнец вернулся к работе, некоторых слуг я заменил, разницы не заметите…
– Как с хозяйствами вне замка? – потребовал я.
Он вздрогнул, сказал торопливо:
– Тоже… стараюсь. Там были трудности, Кемпбелла знали больше, а меня пока мало кто слушает…
Я потребовал:
– Почему?
Он смущенно развел руками.
– Приказывать и распоряжаться я могу хорошо, но с отдаленными хозяйствами нужно еще поставить себя. А это у меня получается пока плохо.
– Ты должен научиться говорить с людьми, – сказал я наставительно, – одной твоей должности и моей тени за спиной недостаточно.
Он сказал тоскливо:
– Да знаю, ваша… простите!.. Скажу откровенно, я уже начал запираться в комнатке и произносить речи!.. Словно бы перед большой толпой. Там вроде бы получается, но когда выйду даже на деревенскую площадь перед крестьянами…
– Постой, – переспросил я. – В той комнатке тебя кто слушает?
– Только я, – ответил он. – Сам перед собой и произношу.
– Тогда понятно, – сказал я. – Эх, Артур… одно дело, когда успешно втолковываешь что-то тому дураку, другое – когда людям! Народ не из таких дураков, что тебя слушает в одиночестве. Там всякие.
Он тяжело вздохнул.
– Значит, все зря?
– Говори с живыми, – посоветовал я. – Говорят же, уча других, и сам учишься. А попросту: или их поднимешь до понимания, либо сам опустишься… что произойдет скорее, так как у нас у всех мозги стремятся закиснуть или засохнуть. Ладно, я сейчас еще раз объеду свои владения. Подготовь список проблем, которые тебе не по зубам.