Все это, оказывается, что-то предсказывает своим чириканьем и возней: засуху, дожди, сильный ветер, неурожай, мор, войну и многое другое, нужно только уметь слушать, а сэр Растер умел, умел, и всю дорогу толковал, что ждет Армландию. Я слушал невнимательно, Армландию ждет лишь то, к чему приведу ее я, а меня самого пока что ведут, как бычка на веревочке.
Растер не понимал, почему выбираю такие дороги: то хорошо протоптанные, то пру через чащу, но помалкивал: я уже трижды останавливался и говорил, что вот тут в земле золото, и Растер тут же соскакивал и начинал судорожно рыть.
Все клады зарывают недалеко от дорог и в приметных местах, чтобы потом легко найти, но не все дороги сохраняются. Я иногда просто угадывал, где была дорога раньше, Зайчик послушно направлялся туда, у меня в кулаке амулет, из всех свойств которого я знаю только, что он реагирует на спрятанное в земле золото.
Я находил как отдельные, просто потерянные монеты, так и тщательно упрятанные клады в горшках, сундучках, ящичках. Кроме золотых монет обычно немало сережек, золотых украшений, чаще – погнутых, смятых, попорченных, на многих следы торопливых ударов топора, что значит – сдирали с дверей королевских спален или других мест для знатных. Попадаются фигурки из золота, означающие либо животных, либо людей.
Наконец удалось наткнуться на целый ларец. Растер быстро, но бережно вытащил его обеими руками, не отрывая жадных глаз, поставил передо мною.
Я поднял крышку, в глаза тускло блеснула груда прозрачных камешков, а под ними, как крупная чешуя, масса золотых монет.
Растер прошептал в восторге:
– Какая огранка!.. им не меньше, чем двести лет! Только тогда так делали…
Я сказал утешающее:
– Не будем чересчур привередливы. Лучше иметь старые подержанные бриллианты, чем не иметь никаких.
Он взглянул на меня с упреком.
– Сэр Ричард, я только хотел сказать, что такие бриллианты еще дороже.
– Пустяки, – ответил я. – Все равно уйдут на оплату работ. У нас нет рабства, всем нужно платить!
Он все еще не мог оторвать взгляда от россыпи бриллиантов, с сочувствием качал головой.
– Так вы, сэр Ричард, никогда не составите себе состояния.
– У человека ничего нет, кроме души, – сообщил я. – Так что все эти состояния… Кто там кричит?
Он прислушался, сказал неуверенно:
– Вроде бы женские голоса…
– Тогда пусть кричат, – рассудил я.
Он немедленно согласился:
– Все верно, от них одни неприятности. Да и ловушка какая-нибудь. Для мыши кладут сыр, для рыцаря – леди… Вы в самом деле оплатите работу копателей тоннеля?
– В самом деле.
– С ума сойти!
– Что делать, за труд надо платить.
– Тогда вам не хватит всего золота Армландии!
– Это на первых порах, – сообщил я. – Потом подоспеют налоги, поборы, взятки, разовьем коррупцию на высшем уровне… Словом, даже рыть не придется, золото сами начнут приносить! Иначе зачем власть?
Бобик примчался, с шумом и треском ломая кусты, нравится вот так, настойчиво совал Растеру огромную рыбину с вздыбленными перьями. Рыба угрожающе разевала рот и пыталась извернуться, цапнуть Адского Пса, но лишь шлепала хвостом по его толстой заднице.
Растер впервые не среагировал, не мог оторвать зачарованного взгляда от бриллиантов, пока обиженный Бобик не ухитрился сунуть добычу так, что рыбина вцепилась Растеру в руку.
Он охнул от боли, когда железо наручника заскрежетало и начало сминаться, как тонкая жесть. Свободной рукой выхватил нож, но лезвие с неприятным скрипом скользнуло по чешуе.
– Палицей, – посоветовал я.
Бобик оставил рыбу висеть на руке Растера, отступил и наблюдал за их игрой с живейшим интересом. Растер, ругаясь и постанывая, опустил руку с повисшим чудовищем на ствол упавшего дерева и тремя сильными ударами кулака в стальной перчатке раздробил ей голову.
– Ничего себе, – сказал он, тяжело дыша, – вот гадина… Таких еще не встречал!
– Я думал, вы здесь уже все знаете, – заметил я.
Он огрызнулся:
– Я ж не пру через чащу, аки не знаю кто! Все по дорогам, по дорогам, как приличный… Всегда то постоялый двор, то трактир, то таверна, то вообще шинок… И подраться всегда есть с кем.
– Надо осваивать просторы Отечества, – заявил я с пафосом. – Оно теперь наше! Надо знать, что, где и сколько будем грабить. Чтоб по справедливости. Не переграбить лишнего. Когда грабит не разбойник, а правительство – это уже не грабеж, а налоги.
Он не отвечал, сопел люто, остервенело вспарывал рыбье пузо. Кожа трещала и скрежетала, как железо. Растер напрягся, будто поднимал скалу, лицо побагровело.
Бобик дождался, когда ему бросят кишки, поймал на лету и проглотил. Тут же затрещали кусты, он исчез, Растер только успел крикнуть:
– Больше не надо… Эх, не услышит! Ну, это понятно, азарт. Я сам такой…
Я быстро собрал сухие ветки, бросил из ладони огонек, а дальше просто лежал и смотрел на проглядывающее между зелеными ветвями синее небо.
Эта рыбина лишь напоминание, что даже сейчас мы хозяева не всей земли, а только обжитых нашими предками территорий. И хотя эти земли медленно расширяются, но есть участки, куда человек старается даже не показываться.
Небо странно светлое с темно-синими, почти черными, лохматыми облаками… нет, тучами, а среди них, как огненная лава, проглядывают раскаленные громады, больше похожие на оранжевые скалы, чем на создание атмосферы.
Я то и дело поглядывал вверх, не оставляет странное ощущение, что там в облаках двигаются лишенные гравитации целые горные хребты, изредка вот так высвечиваемые солнцем. И хотя это глупо, но иногда зрение вытворяет дикие шуточки.
Мысли вдруг сдунуло, как горячим ветром, ноздрей коснулся дивный аромат. Я прислушался и не сразу сообразил, что просто пахнет жареной рыбой.
Растер любовно раскладывал большие куски на широких зеленых листьях, глаза довольно блестят.
– Чудесная рыба, – сообщил он. – Я думал, только кожа да перья такие ценные… М-м-м, что за аромат!
Я дождался, когда он вытащит из седельного мешка сыр и хлеб, конечно же, большую флягу с вином, без этого нельзя в походе, вино обеззараживает любую воду. Снова треск по лесу, Бобик принес еще такую же рыбину, только вдвое больше.
Растер вскочил, уже настороженный, умело добил чудовище и, отсапываясь, спросил, оправдываясь:
– Эту возьмем в крепость?
– Да, – согласился я. – Столько не съедим… Бобику только дай кишки за старание.
– Это обязательно, – заверил он. – Это просто чудо, а не пес. У него настоящая рыцарская душа! Уже можно перевести из пажей в оруженосцы. А там, глядишь, и до рыцарского звания дослужится.
Куски диковинной рыбы таяли во рту, я сразу ощутил прилив сил, усталость куда и делась. Растер довольно облизал пальцы, прежде чем вытереть о траву.
– Как хорошо в лесу, – сказал он довольно. – Деревья, птички, рыбы… И никаких баб-с… в смысле, леди.
– Сплюньте, – посоветовал я и нервно оглянулся. – А то возьмут и появятся! И скажут хором: спасайте.
Он философски вздохнул.
– И что делать? Придется спасать. Никуда не денемся. Мы, можно сказать, для того и рождены.
– Для чего мы только не рождены, – проворчал я с тоской. – Как начнешь перечислять, пальцев не хватит.
– Но здесь мы в безопасности, – заверил он. – Лес, только мы, Бобик и наши кони… Ведь не следует голой женщине гулять одной по темному лесу… тем более подходить к костру с незнакомыми мужчинами?
Взгляд его был устремлен мне за спину, я подпрыгнул и резко обернулся, хватаясь за рукоять меча.
Кусты вроде бы чуть колыхнулись. Там зачирикало, я перевел дыхание и сказал с угрозой:
– Еще одна такая шуточка… и Армландия останется без гроссграфа!