Я хотел сказать, что победить можно всех, но губы не шелохнулись. Однако незнакомец понял, ответил с грустью:
– Нет, хотя ты дрался всего лишь со щенком.
Я почти прошептал:
– Щенком?
– У него такая кличка, – пояснил незнакомец. – Гур или митгарер, это за его скверный характер. Увы, его победить невозможно. Никому.
Он легко и грациозно опустился рядом, так может только женщина, молодая женщина, небольшая ладонь легла мне на грудь. Сладкая судорога изогнула мое тело так, что едва не лопнул позвоночник.
Я вытянулся, не веря своим ощущениям. Боль моментально ушла, кровь тугими толчками погнала жизнь по жилам, я ощутил, как в спину колет мелкая острая галька, а сверху, кто бы подумал, рассматривает меня в просвет между зелеными кронами деревьев синее яркое небо.
– Кто ты? – спросил я.
Незнакомец чуть качнул головой.
– Мое имя тебе ни к чему. Хотя, возможно… когда-то узнаешь.
– Ладно, – сказал я. – Кстати, спасибо.
Он усмехнулся.
– А вот настоящее имя твоего противника знать стоит.
– Кто это был?
– Алфофаниэш, – ответил он. – Сам Алфофаниэш.
Я пробормотал:
– Мне это что-то должно сказать? Или следует упасть на колени?
– Ты же не упал на колени? – ответил незнакомец.
Он отступил и неспешным движением снова набросил двумя руками на голову капюшон.
Я сказал напряженным голосом:
– Мне кажется, у вас с этим Алфофаниэшем что-то общее.
– Общее есть у всех, – ответил незнакомец.
Я подумал, что да, всех сотворил Всевышний, но это богословский вопрос, неуместный сейчас, я ощутил, что разговор вот-вот прервется, спросил в лоб:
– Ты можешь сказать, за что он напал?
– Разве тебе не было сказано?
Незнакомец улыбнулся, отступил еще на пару шагов. Я успел увидеть, что под его ногами трава даже не шелохнулась, но в следующий миг он вскинул руки, блеснул яркий свет, и я остался на поляне один.
Мозг в полностью излеченном теле работает лихорадочно быстро, в долю секунды я словно в дивном озарении понял, как можно пройти за ним, что нужно сделать, и тут же, сохраняя в памяти это дивное лицо под капюшоном, повернул браслет.
– За ним… Не потеряй след…
В последний миг все же сообразил, что делаю чудовищную ошибку, но было поздно, острая боль уже ввинтилась во внутренности.
Я задержал дыхание, усилием сделал шаг, проламываясь в нечто жаркое, пахнувшее огнем в лицо.
Очнулся, как показалось, через вечность. Душу распирает ослепляющий ужас, а едва вспомнил то, что успел увидеть в последнее мгновение, перед тем, как мне сожгло глаза и вообще лицо, судорога снова скрутила все тело.
Я захрипел, ощутил, как ногти скребут землю, поспешно поднял веки. Моя щека все так же на земле, только теперь ее щекочет снизу зеленая жесткая травка, два муравья нахально доят тлю, дальше открывается вид сверху на широкую реку.
Приподняв голову, я увидел прежнего незнакомца в плаще почти рядом, сидит прямо на земле и задумчиво смотрит на реку.
Я попытался заговорить, из горла вырвался стон. Он повернул голову, взгляд внимательный, сочувствующий и насмешливо брезгливый, как мне показалось.
– Очнулся, – проговорил он с непонятной интонацией, и я понял, что это все-таки женщина. – Даже не знаю, чего в тебе больше, живучести или глупости?
– Завидовать нехорошо, – прохрипел я.
– Да, – ответила она ясным голосом, – нам остается только завидовать. Или наконец-то все это… прекратить.
– Я одарен щедро, – прошептал я и закашлялся, выплевывая черный дым сгоревших внутренностей и чего-то еще, похожее на черные угли. – Во мне и мудрость, и глупость, и что-то еще, до чего еще не дорылись.
Она проговорила так же неспешно:
– И все-таки глупостью одарен больше… Потому не могу понять, как вы сумели выжить все это время?
Я проговорил слабо:
– Не напоминай… Ну сглупил, сглупил… Дурак потому что. Не подумал. Это ж слабые думают, а я ж герой. Для героя думать – позор. Кто ж знал, что ты там… живешь, что ли?
– Еще мгновение, – ответила она, – от тебя не осталось бы и пепла.
Я передернул плечами.
– Честно, это впервые. Наверное, давно уже поступаю только умно? Потому неизрасходованной дурости поднакопилось, чтобы потом… р-р-раз! Значит, надо дурить каждый день понемногу, чтобы потом вот так не сорваться.
Она усмехнулась.
– Интересная философия. Это философия, да?
– Конечно, – заверил я. – Чистосортная, выдержанная и настоянная. Как чугунная слеза ребенка.
Она произнесла задумчиво:
– Я так и подумала.
Глава 3
Я осторожно поднялся, слабость во всем теле, но не шатает, шагнул ближе и со всей деликатностью сел рядом. Она не шелохнулась, продолжая все так же смотреть задумчиво вдаль.