«Ты же говоришь с Кеном Лабином! – бушевала про себя Кларк, запертая в мертвом теле. – Ты всерьез пытаешься ему угрожать?»
– Итак, мы исчезаем, ты исчезаешь, и мир получает передышку. – Кен то попадал в фокус зрения, то уходил из него. – Пока тебя не убьет кто‑нибудь другой.
Кларк хотела заговорить, но получился только стон, едва слышный ей самой.
«Это вовсе не угроза...»
– Ты исчезаешь, – поправил Дежарден. – А Лени оставляешь мне. Я для нее кое‑что приготовил.
«Это приманка!»
– Ты исходишь из ложной предпосылки, – заметил Лабин.
– Да ну? Из какой же?
– Что мне не наплевать.
Кларк успела заметить, как вздулись мышцы левой ноги Лабина, как по правой побежал свежий ручеек крови. Он вдруг взлетел в воздух, пробил поле и перемахнул пульт из невозможной стартовой позиции – прямой стойки. Он лавиной обрушился на Дежардена, сила инерции отшвырнула обоих за панель, и больше Кларк ничего не видела, слышала только звук от падения тел.
Наступила тишина.
Она лежала, чувствуя звон в парализованных мышцах, и гадала, за кого болеть. Если Лабину не хватило инерции, и он не вышел из поля, то сейчас умирает, а вытащить его некому. А если и пробился, то какое‑то время будет беспомощен. У Дежардена есть шанс, если только его не оглушило при ударе.
«Ахилл, убийца. Психопат, маньяк. Гнусный мерзкий монстр. Ты хуже, чем я. На тебя никакого ада не хватит. Но выбирайся отсюда. Пожалуйста! Пока он тебя не убил».
Что‑то забулькало. Потом как будто ногти заскребли по пластику или по металлу. Мясистый шлепок, словно кто‑то бросил на палубу дохлую рыбу – или задвигалась парализованная на время конечность. Потом звуки борьбы. Недолго.
«Кен, не надо!»
Она собрала все силы в один отчаянный крик:
– Нет!
Донесся лишь еле слышный шепот.
По ту сторону баррикады раздался какой‑то влажный хруст – и больше ничего.
«Господи, Кен. Ты понимаешь, что наделал?
Конечно, понимаешь. И всегда понимал. Мы могли всех спасти, все исправить, но все они были правы. Пат. Аликс. Ты – чудовище. Ты – чудовище. Ты всех погубил.
Будь ты проклят».
Она уставилась в потолок – из‑под линз текли слезы – и стала ждать конца света.
Она, наверно, уже могла пошевелиться, только не видела смысла. Перекатилась на бок. Он сидел рядом, скрестив ноги, с непроницаемым, залитым кровью лицом. Походил на первобытного резного идола, омытого человеческими жертвоприношениями.
– Долго еще? – просипела Кларк.
– Что долго?
– Уже началось? Анклавы горят? Бомбы падают? Тебе достаточно? Хоть возбудился, урод?
– А, ты об этом? – Лабин пожал плечами. – Он блефовал.
– Что? – Она приподнялась на локте. – Но... растяжки, рубильники – он же тебе показал...
– Фальшивка.
– И ты разглядел?
– Нет. Сделано было вполне убедительно.
– Как же тогда...
– Ему не было смысла это делать.
– Кен, он уничтожил «Атлант...», – внезапный, невозможный луч надежды. – Или это тоже блеф?..
– Нет, – тихо сказал Лабин.
Она снова обмякла, взмолившись: «Пусть это будет сон».
– Он уничтожил «Атлантиду», потому что были другие варианты отступления. Когда выполняешь малую угрозу, это придает убедительности большой. – Человек, лишенный совести, пожал плечами. – Но мертвецу отступать некуда. Нет смысла жать на кнопку, когда не можешь добиться цели.
– Он мог бы, легко. Я бы так и сделала.
– Ты мстительная. Дежарден мстительным не был. Его больше волновали собственные желания. – Лабин слабо улыбнулся. – В сущности, необыкновенно просвещенный подход. Большинство людей заточены под месть на физическом уровне. Может, его и от этого освободил Спартак.
– Но он же мог всех убить.
– Да, иначе угроза не была бы правдоподобной.
– Так откуда ты знал?
– Машину Судного дня не так просто собрать. Ушло бы много времени и сил, а отдачи никакой. Логическая альтернатива – подделать ее.
– Это не объяснение, Кен. Попробуй другое.
– Я как‑то подверг Ахилла допросу Ганцфельда. И кое‑что понял...
Он покачал головой.
Помолчал немного. И наконец:
– Мы оба слезли с поводка.
– Я думала, ты смастерил себе новый. Твои правила...
– Все равно. Я знаю, что он чувствовал.
Лабин расправил ноги – бережно‑бережно – и медленно поднялся.
– И ты знал, что он сделает? – Голос получился какой‑то умоляющий.
Кажется, он глянул на нее сверху вниз.
– Лени, я всю свою жизнь никогда и ничего не знал. Только рассматривал вероятности.
Она хотела услышать другое. Хотела, чтобы он рассказал какие приметы, какие промахи в спектакле Дежардена убедили его, что худшего не случится. Что был какой‑то канал достоверной информации, идущий от пустого гнезда, по какому‑то невероятному стечению обстоятельств отключенному от оптоволокна. Все что угодно, но только не рассказ об азартной игре, построенной на эмпатии двух мужчин без совести.