– Тогда оставляю тебя в уединении, – острит напарница.
Лени наблюдает за тем, как та исчезает в коридоре. Слышит, как с шипением закрывается люк ее каюты.
«Сдавайся, Баллард. Я не тот человек, которого ты действительно захочешь близко узнать».
Почти начало утренней смены. Пищеблок с обычным отвращением изрыгает завтрак. Баллард в рубке только что закончила разговор. Спустя секунду она появляется в просвете открытого люка.
– Руководство говорит… – Замирает. – У тебя голубые глаза.
Кларк слабо улыбается:
– Ты же их уже видела.
– Знаю. Просто удивительно, ты так давно не снимала линзы.
Лени идет к столу с тарелкой.
– Так что говорит руководство?
– Все идет по расписанию. Остальная часть команды прибудет через три недели, комплекс заработает через четыре. – Она садится напротив Кларк. – Непонятно только, почему станцию не подключить раньше.
– Думаю, они просто хотят убедиться, что все будет работать как надо.
– Тем не менее для пробных испытаний срок великоват. К тому же… В общем, после всего, что произошло, я думала, они хотят запустить геотермальную программу как можно быстрее.
«Ты хотела сказать, после того как расплавились „Лепро“ и „Уиншир“».
– А, и еще кое‑что, – добавляет Баллард. – Не могу связаться с «Пикаром».[11]
Кларк поднимает голову. Вторая станция находится на Галапагосском рифте; не слишком‑то стабильная гавань.
– А ты когда‑нибудь встречала пару оттуда? – спрашивает Баллард. – Кена Лабина, Лану Чунг?
Лени качает головой.
– Их отправили до меня. Я не видела ни одного рифтера, кроме тебя.
– Милые люди. Я думала позвонить им, спросить, как дела на «Пикаре», но никто не ответил.
– Что‑то с линией?
– Наверху говорят, что, скорее всего, так и есть. Ничего серьезного. Посылают скаф проверить, как они там.
«Может, дно вскрылось и сожрало их без остатка, – думает Лени. – А может, в корпусе оказалась слабая панель – ведь достаточно всего одной…»
Что‑то трещит в глубинах конструкции «Биб». Кларк оглядывается по сторонам. Пока она не обращала внимания на стены, те, кажется, сдвинулись ближе.
– Иногда, – замечает она, – мне хочется, чтобы мы не поддерживали на станции поверхностное давление. Иногда хочется накачать его до окружающего уровня. Снять постоянное напряжение с корпуса.
Она знает, что это невозможно. Всего лишь мечта. Большинство газов при трехстах атмосферах убивают человека на месте. Даже кислород, если его давление превысит один или два бара.
Баллард мелодраматично вздрагивает:
– Если хочешь рискнуть и подышать девяностодевятипроцентным водородом, то пожалуйста. Мне же нравится все как есть. – Она улыбается. – К тому же, ты представляешь, сколько времени понадобится потом для декомпрессии?
В рубке связи что‑то блеет, требует внимания.
– Сейсмическая активность. Шикарно. – Баллард исчезает внутри.
Кларк следует за ней.
На одном из дисплеев корчится янтарная линия. Словно электроэнцефалограмма спящего человека, которому привиделся кошмар.
– Надевай глаза, – говорит Баллард. – Жерло заработало.
Звук слышится на всем пути от «Биб»: зловещее, почти электрическое шипение со стороны Жерла. Кларк следует за Баллард, одной рукой слегка держась за направляющий фал. Клякса света в отдалении отмечает точку их назначения, и почему‑то она кажется неправильной. Цвет непривычный. Он рябит.
Они вплывают в сверкающий ореол и видят причину. Жерло горит.
Сапфировые полярные сияния скользят, мерцая, вдоль генераторов. На дальнем конце массива, почти невидимая из‑за расстояния, клубится колонна дыма, вздымаясь в темноте огромным торнадо.
Звук, исходящий от нее, заполняет бездну. Кларк на мгновение закрывает глаза и слышит треск гремучих змей.
– Господи! – Баллард перекрикивает шум. – Так не должно быть!
Кларк проверяет термистор. Данные постоянно изменяются; температура воды прыгает от четырех градусов до тридцати восьми и обратно буквально за секунды. Пока напарницы оценивают ситуацию, мириады недолговечных течений тянут их в разные стороны.
– Почему виден свет? – спрашивает Кларк.
– Не знаю! Биолюминесценция, наверное! Бактерии, чувствительные к высокой температуре!
Без всякого предупреждения суматоха стихает.
Океан избавляется от звука. Тускло фосфоресцирующие паутинки извиваются на металле и исчезают. Торнадо вздыхает в отдалении и распадается на несколько неустойчивых смерчей.
В медном свете начинает кружиться легкий дождь из черной сажи.
– Фумарола, – произносит Баллард во внезапной тишине. – И немаленькая.
11
Вторая станция названа в честь Жака Пикара (1922–2008), известного швейцарского океанолога, прославившегося тем, что он стал первым человеком, побывавшим на дне Марианской впадины, самой глубокой впадины на Земле.