Весь мир — тюрьма. Но это купе было частью личного вагона Планирующего. Райленд пощупал портьеры на фальшивом окне, погладил зеркальную столешницу из полированного дерева.
Три года назад он жил в подобной комнате. Не такой роскошный, конечно, но принадлежала она только ему. Там была мебель, которой пользовался только он, место, чтобы хранить одежду, книги и другие вещи. В той жизни Стивен Райленд был благонадежным, имел свое место в Плане Человека и соответствующую этому месту долю материальных богатств общества. Та жизнь кончилась три года назад, в фатальный вечер пятницы.
Даже теперь, после бесконечных сеансов того, что называлось «восстанавливающей терапией», он не понимал, что с ним произошло. Невнятно сформулированное обвинение звучало как «незапланированное мышление», но безжалостные тераписты тщетно старались заставить его припомнить хотя бы одну нелояльную к Плану мысль.
Единственной уликой была библиотечка книг о космосе — несколько пожелтевших трудов Лея, Гамова, Хойла и Эйнштейна, которые он спас из отцовской библиотеки.
Конечно, Райленд знал, что книги эти не входят в список дозволенных Планом, но не видел в своем увлечении ничего подрывного. Наоборот, как он много раз объяснял терапистам, специальные уравнения геликального поля тесно связаны с процессами во всей Вселенной, с непрерывным воспроизводством в ней вещества. Не зная уравнений, описывающих расширение Вселенной, ученый вряд ли смог бы усовершенствовать силовые катушки для туннелей субпоезда.
Обвинение ставило Райленда в тупик, но тераписты отказывались сформулировать его точнее. У человека в системе Плана нет прав, только функции. И они не обязаны были снабжать его информацией, но обязаны были извлечь информацию из него. К сожалению, сеансы оказались бесплодными — он так ничего и не вспомнил.
Ничего…
— Стив, позови врача…
— Не могу! — с горечью воскликнул Райленд. — Если Плану нужно, чтобы ты болел, ты будешь болеть!
Опорто стал еще бледнее.
— Заткнись! Вдруг кто-то подслушивает!
— А я ничего такого не сказал. Но в коридор выходить нельзя, ты же знаешь.
— Райленд…
Не договорив, коротышка закашлялся. Кашель становился все сильнее и сильнее. Очевидно, организм Опорто относился к разряду особо чувствительных, аллергических, и после трех лет пребывания в стерильной атмосфере полярного лагеря он был беззащитен перед инфекцией. Утопая в роскошном кресле, маленький человечек тяжело дышал, лоб его, который Райленд пощупал ладонью, был очень горячим.
— Потерпи, приятель. Осталось совсем немного, каких-нибудь два часа.
— За два часа я помру, — прохрипел Опорто. — Отдам концы. Ты не можешь вызвать врача?
Райленд не знал, что делать. Коротышка во многом был прав. План заботился о дополнительной иммунизации тех, кто жил в подверженных инфекциям районах, но сверхаллергический тип мог потерять иммунитет.
— Ладно, — произнес он устало. — Сделаю, что смогу. Пошли.
Стив ясно осознавал опасность этого мероприятия, но, так или иначе, речь шла о жизни и смерти.
Дверь открылась свободно.
Поддерживая товарища, Райленд выглянул в коридор.
Пусто.
Если бы прошел кто-нибудь из охраны!
— Что ты делаешь? — испуганно забормотал Опорто. — Оставь меня! Нам нельзя выходить! Полковник предупреждал!
— Тебя нужно отвести к доктору, понимаешь?
Райленд внимательно осмотрел коридор. Там, где его пересекали переходы, были установлены непонятные устройства, напоминающие навесы паланкинов восточных владык. Наверное, в них и спрятаны радарные ловушки. Правда, в том направлении, откуда они пришли, тоже имелось подобное устройство, а ловушки в нем не было…
Стоп. Надо все тщательно обдумать.
Тот факт, что они благополучно добрались до купе, еще ничего не значит. Вполне возможно, что ловушки выключили специально, чтобы пропустить их. И вообще, рассуждая логически, один маршрут был для них сейчас наверняка запрещен — назад, к выходу из вагона.
— Видишь эти двери, Опорто? Я думаю, можно попробовать пройти в одну из них.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что ничего другого нам не остается.
И он потащил Опорто за собой. Кольцо на шее, казалось, потяжелело. Вот бы стать суперменом, как Донвуд, чье полузабытое имя удержалось в памяти… и чья судьба каким-то образом была связана с его собственной…
Кто он, этот Донвуд? Тераписты так настойчиво интересовались этим человеком, что на то должна быть серьезная причина. Действительно ли Райленд знал этого Донвуда? Когда он видел его в последний раз? Когда получил от него сообщение? Что в нем говорилось?