Но когда ликвидировались советские учреждения и останавливались заводы, работы лишались, конечно, не одни гражданские оккупанты. Вот только для оказавшихся на улице нацкадров предусмотрели нишу, закрытую для большинства русских. Латыши в массовом порядке пошли в чиновники.
Сфера управления была недоступна для неграждан и для недостаточно перфектно владеющих государственным языком. Служба в бесчисленных департаментах стала привилегией, которой наделяли де-факто по национальному признаку, убежищем «для своих» в хаосе 1990‑х. Количество чиновников росло, они сделались элитой государства и монополизировали политику – тоже закрытую для неграждан (то есть в 1990‑х – для большинства нелатышей). Одни и те же персонажи годами и даже десятилетиями кочуют из партии в партию, из департамента в департамент, из министерского кабинета в зал заседаний сейма и обратно, потом в кресло Европарламента и т. д.
В Латвии нет какой-то одной партии с «руководящей и направляющей ролью», нет пожизненного вождя и учителя. Но в Латвии есть каста, находящаяся у власти уже почти 25 лет – националистическая бюрократия. Из нее выходят – или наоборот, придя со стороны, в нее вливаются – политики, внутри ее интенсивно почкуются и сливаются партии, тасуются и раздаются министерские посты.
По утверждениям СМИ, 90 процентов работников госсектора – латыши. До катастрофического кризиса 2008‑го в маленькой стране было порядка 200 тысяч чиновников – то есть в департаментах работал каждый десятый ее житель. А если учесть деление населения по национальному признаку (примерно 65 процентов латышей, остальные в основном русскоязычные) и упомянутую долю титульной нации среди чиновников, то получается, что в латышской общине бюрократическую карьеру делали трое из двадцати. В столичной Риге этот процент, понятно, был много выше.
В кризис сокращать пришлось даже госслужащих – но сложившихся за десятилетия принципов формирования латвийской власти тогдашние катаклизмы ничуть не поколебали. Бюрократия не заинтересована в развитии производства и вообще бизнеса – в утолщении экономически самостоятельной прослойки. К тому же бюрократия эта – правая, она завлекает избирателя обещаниями борьбы с русской угрозой, а не социальных гарантий. В итоге размеры пенсий и социальных пособий в Латвии и странах «старой Европы» различаются во много раз, а то и во много десятков раз. В условиях открытых границ Евросоюза это приводит к тому, что ежегодно из Латвии уезжает на Запад целый волостной центр, вроде Тукумса. А по другим данным – вместе с подведомственной волостью.
Наводка:
* Сайт Музея баррикад – barikades.lv
История с топографией
Пестрая и напряженная история Риги крайне наглядна. Ее можно изучать по карте города. Вот его сердце – небольшой пятачок Вецриги, Старой Риги, Старушки, включенной в список Всемирного наследия ЮНЕСКО. Здесь, при впадении в Даугаву давно не существующей речки Ридзене (она дала название городу) все началось в первом году XIII столетия, когда бременский епископ Альберт приобрел у язычников‑ливов кусок земли. Старая Рига – памятник немецким векам в истории города: памятник, вопреки впечатлению многих туристов, не столько архитектурный, сколько планировочный. О западноевропейском Средневековье напоминает скорее конфигурация улиц, чем дома на них – слишком бурной жизнью жила Рига в последующие столетия, слишком часто ломала и строила, чтобы в ней сохранилось так уж много подлинных средневековых зданий. Но сохранились – самые важные и заметные, по сей день определяющие открыточный облик города. Домская площадь появилась только во второй половине XIX века, но Домский собор стоит со времен Альберта.
Старая Рига – это епископы-миссионеры и рыцари-крестоносцы, это готландское право и Ганзейский союз, инквизиция и Реформация. Это латынь под готическими сводами и немецкий в купеческих складах с треугольными фасадами.
Как и положено средневековому европейскому городу, Рига была окружена крепостными стенами. Старушка – это то, что веками находилось внутри их. Когда разрастающемуся городу стало тесно, а оборонительное значение в эпоху артиллерии старые стены утратили, их частично разобрали на стройматериалы, а частично включили в конструкцию новых домов – на улицах Мейстару (Мастеров) и Калею (Кузнечная) сохранились здания с односкатными крышами: их тыльные стены – бывшие крепостные. С XVI века Ригу обороняли – в соответствии с тогдашней фортификационной наукой – новые земляные валы с бастионами. Шведы в период своего владения городом модернизировали их, превратив Ригу в одну из мощнейших крепостей Европы.