— Я не видел, когда он приехал в прошлый раз, мне рассказали о красивой кобыле. Слишком нервная для боевого коня, на мой взгляд.
— Сомневаюсь, что Мойдарт будет участвовать в битве, — сказал Тайбард. — Он уже не молод.
Мойдарт погарцевал на вершине холма, обогнул укрепления ригантов и вернулся туда, где расположился бывший Эльдакрский полк.
Когда он подъехал и спешился, Гэз Макон и генерал Бек сидели у ручья, обсуждая предстоящую битву. Бек встал и поклонился.
— Продолжайте, господа, — сказал Мойдарт, усаживаясь рядом.
— Мы почти закончили, отец, — быстро ответил Гэз. — Больше нам предпринять нечего.
— Я решил присутствовать на битве, — сообщил Мойдарт.
— Это будет не самый мудрый поступок, отец, — возразил Гэз. — Все уже готово, и каждый занял свое место.
— Прав ли я в том, что труднее всего придется участку генерала Бека?
— Мы так предполагаем, — согласился Гэз. Мойдарт повернулся к Беку.
— Поднимет ли боевой дух, если я приму участие в бою наравне с ними?
— Разумеется, милорд.
— В таком случае, решено. Я не солдат, Бек, и не стану отдавать приказов или оспаривать ваши.
— Ваше общество для нас большая честь, но я опасаюсь за: вашу безопасность.
— В меня уже не раз стреляли. Я приеду перед рассветом. А теперь позвольте мне поговорить с сыном наедине.
— Конечно, милорд. Доброй ночи, — ответил Бек, поклонился и ушел.
— Зачем ты это делаешь, отец?
— Потому что это принесет пользу. Ты прекрасный командир, Гэз, но слишком отважный и безрассудный. Ты вполне можешь погибнуть, возглавив очередной удар. Без тебя у армии не останется стержня. Бек, Мантилан и другие командиры начнут действовать независимо, а солдаты падут духом. Беда в том, что твоя исключительность сделала тебя незаменимым. Если в битве участвую я, то и большая часть внимания переходит на меня. Это может принести свою пользу, — пожал плечами Мойдарт. — Впрочем, время покажет.
Гэз покачал головой:
— Ты сказал Беку неправду. Ты — солдат, причем один из лучших, кого я когда-либо знал.
— Это в нашей крови, Гэз. Кровь воинов досталась нам и от варлийцев, и от ригантов. Наши предки сражались с незапамятных времен. И побеждали. Более того, мы создавали государства и сплачивали людей. Мы правители, Гэз, мы обладаем великим могуществом. Помни завтра об этом.
— Постарайся остаться в живых, отец. Мойдарт улыбнулся.
— Меня не волнует, что со мной произойдет. Так или иначе, мое время почти вышло. Если нам удастся победить — раз нас никто не слышит, скажу, что думаю: шансы один к двадцати не в нашу пользу, — я уйду на покой и оставлю все тебе.
— Зачем? Что ты будешь делать?
— Рисовать горы, — ответил ему отец.
— Что это значит?
— Для меня — многое. — Мойдарт вернулся к своей кобыле и поднялся в седло. — Не опозорься завтра, мальчик. Я буду внимательно следить за твоими действиями.
— Некоторые вещи никогда не меняются, — ответил Гэз, с удивлением понимая, что в словах нет ни капли горечи.
Аран Подермил не считал себя предателем. Он служил Мойдарту не из верности, его наняли ради единственной услуги, а потом принудили продолжить работу. В действительности, на случай, если он предпочтет уйти, Мойдарт ясно дал понять, что пошлет Хансекера за его головой. Нет, предательством тут и не пахло. Напротив, решил Подермил. Это он стал жертвой обмана, потому что Мойдарт нарушил слово и не позволил ему уйти.
Более того, Аран и пальцем о палец не ударил бы, если бы не глупейшее решение, которое приняли Мойдарт с сыном. Мыслимо ли заполучить величайшую, могущественнейшую реликвию в истории и не желать ей воспользоваться? Скоро все погибнут от рук врага и череп снова окажется в руках Ледяного Кая. Теперь этого не избежать.
Почему не извлечь из неизбежного выгоду?
Все оказалось так просто!
Аран припомнил вчерашний разговор с Мойдартом.
— Череп спрятан где-то в замке. Вы можете его найти?
— Нет, милорд, — соврал Подермил. — Яростный Клинок лорда Гэза так лучится, что мешает это сделать. Разве он не сказал, что державой слишком опасно пользоваться?
— Ничто не бывает слишком опасным, — отрезал Мойдарт. — Впрочем, раз вы не можете его найти, забудем об этом.
На самом деле Аран не собирался обманывать Мойдарта. Это случилось по наитию, его слова наполовину были правдой. Когда Гэз Макон прятал череп, его действительно защищал Яростный Клинок. Но как только Гэз ушел, Аран ощутил источаемую державой силу. Она тянула, обращала к себе все его мысли. Аран любил магию и, если не считать Яростного Клинка, никогда прежде не держал в руках предмета, наделенного великой силой.