- Что это за планы? - спросил Зорге.
- Приморскую область намечено после захвата присоединить к империи, а районы, прилегающие к Маньчжурии, превратить в "сферу влияния". Сибирская железная дорога будет целиком поставлена под контроль Германии и Японии. Пункт разграничения - город Омск.
- Да-а, далеко идущие планы... - задумчиво проговорил Рихард. - Ну а ты-то сам, Ходзуми, как думаешь: при каких условиях империя решится выступить против СССР?
Одзаки не спешил с ответом. Помолчав, проговорил:
- Если войска Квантунской армии будут превосходить силы Красной армии на Дальнем Востоке и в Сибири не меньше чем втрое. Генштаб еще не забыл Хасан и Халхин-Гол. А самое главное условие: если Гитлер добьется больших успехов, если действительно свершится "блиц-криг".
Из этого разговора Зорге сделал вывод: Япония готовится к войне против СССР. Вскоре ему стал известен поразительный факт, совершенно подтверждавший это предположение. Военный атташе Кречмер доверительно сообщил ему, что министр Тодзио по поручению Тайного совета и в полном контакте с германскими военными срочно завершает разработку плана нападения на Россию. План этот носит кодовое название "Кантокуэн" - "Особые маневры Квантунской армии".
А посол Отт тут же поспешил передать донесение в Берлин: "Военные приготовления против СССР ведутся со все возрастающей быстротой".
* * *
Токио первых дней и недель после начала германо-советской войны. Ёсукэ Мацуока еще министр иностранных дел второго кабинета Коноэ. Он упорно проводит свою линию, делая все, чтобы развязать войну Японии против СССР.
Вот выписка из дневника посла СССР в Японии Сметанина от 25 июня 1941 года:
"...Я задал Мацуоке основной вопрос о позиции Японии в отношении этой войны и будет ли Япония соблюдать нейтралитет так же, как его соблюдает Советский Союз в соответствии с пактом о нейтралитете между СССР и Японией от 13 апреля с. г. Мацуока уклонился от прямого ответа... Однако тут же подчеркнул, что "основой внешней политики Японии является Тройственный пакт и если настоящая война и пакт о нейтралитете будут находиться в противоречии с этой основой и с Тройственным пактом, то пакт о нейтралитете не будет иметь силы".
Это явно провокационное заявление японского министра дает основание Отту послать в Берлин следующую оптимистическую телеграмму:
"Директор европейского отдела сообщил мне, что советский посол попросил Мацуока принять его в субботу для неотложной беседы, чтобы по поручению своего правительства получить ответ, считает ли Япония пакт о нейтралитете действующим в связи с настоящей германо-русской войной. Мацуока ему на это ответил, что пакт о нейтралитете не отвечает настоящим событиям. Он был заключен в тот момент, когда германо-русские отношения были, по существу, другими.
Русский посол, который надеялся получить удовлетворительный ответ, был крайне озадачен этим заявлением".
Тремя днями раньше, в день нападения Германии на СССР, Мацуока, хотя и осторожно, но обнадеживал Отта в том, что "он лично по-прежнему считает: Япония не может долгое время занимать нейтральную позицию в этом конфликте...".
Однако позицию министра иностранных дел не поддержали большинство деятелей промышленно-финансового мира, правительства и военной верхушки Японии. Они склонялись к "южному варианту", отлично, однако понимая, что это может вызвать войну и с Соединенными Штатами. На очередь встала другая задача: усыпить бдительность Вашингтона видимостью серьезных переговоров, а потом... А потом, как известно, дело кончилось вероломным, без объявления войны, нападением японского флота на Пёрл-Харбор...
* * *
Москва требовала информации о реакции Токио на начало войны. Зорге работал круглосуточно.
* * *
Отт стоял у большой карты Европы, сменившей на стене его кабинета карту Польши. Теперь она была утыкана черными флажками со свастикой.
Генерал потирал руки от удовольствия:
- Дела идут как по маслу. Ты только взгляни. - Он жестом пригласил Рихарда подойти поближе. - Литва, Латвия, Западная Украина, Белоруссия - и все за какие-нибудь две недели! Если мы сохраним такой темп, то через месяц-полтора войдем в Москву. Представляешь, какое это будет эффектное зрелище! На кремлевских башнях - знамена со свастикой! Ряды войск замерли в ожидании фюрера. Вот он въезжает на бывшую Красную площадь. Гремят барабаны. Делегация русских вручает фюреру ключи от столицы. А? Такого не знал и Наполеон!
- У вас, господин посол, богатое воображение, - сказал Рихард.
Отт довольно улыбнулся:
- По случаю такой победы нам тоже кое-что перепадет. Я бы с удовольствием прикрепил на твою грудь, дорогой Рихард, Рыцарский крест первой степени с дубовыми листьями. А почему бы и нет, черт возьми! Мы с тобой, в конце концов, тоже не сидим сложа руки. - Он снова повернулся к карте, посмотрел на линию флажков. И уже другим тоном спросил: - Как ты думаешь, скоро красным придется начать войну на два фронта?
- Если бы это знать... - медленно ответил Зорге.
* * *
"Если бы это знать...". Этот вопрос самый важный за всю его долголетнюю работу: "Нападет ли Япония на Советский Союз? И если нападет, то - когда?.."
За две недели, прошедшие с начала войны, многое изменилось. Одни перемены радовали, другие вызывали все усиливающуюся тревогу. Если в первый день Отт за обеденным столом заявил, что рейх не нуждается в поддержке Японии для достижения победы, то теперь его мнение, а значит, мнение Берлина резко изменилось. Об этом свидетельствовал вопрос, который посол задал Зорге у карты боевых действий. Об этом говорили и телеграммы, хлынувшие от Риббентропа. Министр иностранных дел рейха требовал от своего посла: "Предпримите все, чтобы побудить японцев как можно скорее начать войну против России... Чем быстрее это произойдет, тем лучше. Наша цель, как и прежде, пожать руку японцам на Транссибирской магистрали еще до наступления зимы".
Генерал Отт поспешил доложить рейхсминистру: "Японская армия усердно готовится... к неожиданному, но не опрометчивому открытию военных действий против России".
Эта телеграмма была отправлена 4 июля. А буквально через два дня из Берлина поступил новый приказ: настаивать на быстрейшем вступлении островной империи в войну против России. В посольстве стало известно, что 9 июля в Берлине Риббентроп встретился с японским послом и тоже сообщил ему: фюрер настаивает на выполнении дальневосточным союзником своих обязательств по пакту.
- Зачем рейху понадобились самураи? - спросил Рихард генерала при очередной встрече. - Ведь еще несколько дней назад...
Отт перебил его:
- За эти несколько дней кое-что потребовало иной оценки. - Он подошел к карте, зло ткнул указкой: - Скажу тебе по строжайшему секрету, наше наступление на Восточном фронте замедляется. Русские оказывают яростное сопротивление.
Зорге с трудом сдержал ликование. Но радостная весть несла в себе и новую опасность: Германия будет добиваться вступления в войну Японии.
Быть или не быть войне на Дальнем Востоке? Ответ на этот вопрос должен был дать исход жестоких сражений, которые шли дни и ночи на тысячекилометровых пространствах от Баренцева до Черного моря. Ответ зависел от стойкости и мужества советских солдат. Но - понимал Зорге - он зависел и от него. Теперь, когда с предельной ясностью определилась главная цель их работы, Рихард по-новому распределил обязанности в группе. Каждый должен был всеми возможными путями собирать информацию о политике Японии в отношении СССР. На Ходзуми лежало изучение всех перипетий борьбы в правительстве, во дворце, среди высшего командования. Мияги добывал сведения об оснащении и передвижении войск, о ходе мобилизации. Вукелич изучал политику Соединенных Штатов и Великобритании в отношении как Японии, так и Советского Союза. Зорге собирал и обобщал всю поступавшую информацию. Кроме того, он под неустанным особым вниманием держал германское посольство. Клаузен передавал донесения, но теперь и ему приходилось работать с удвоенным напряжением.