Выбрать главу

Зорге в тысячный раз задал себе этот вопрос, но ответа не находил. Конечно, какую-то часть информации можно передать по радио. Но сообщить обо всем было практически невозможно. Клаузену пришлось бы сутками не выключать передатчик. Нет, это не выход. Спасти положение может только курьер.

Снова раздался звонок. Рихард с ненавистью взглянул на телефон: проклятый аппарат отвлекал его, мешал думать. Мог ли он предполагать, что это был сигнал самой судьбы?

В трубке звучал голос Хильды, секретарши посла:

— Дорогой Рихард, я срочно возвращаюсь в Берлин. На это у меня веские причины. Я сообщила о своем решении послу и Мейзингеру. Они согласились. Завтра вечером я улетаю в Гонконг. Оттуда пароходом — в Германию… Если хотите, можете проводить меня до аэродрома.

У Рихарда уже созрел дерзкий план.

— Непременно, дорогая Хильда! — воскликнул Рихард. — Надеюсь, вы не откажетесь сделать для меня маленькую любезность. Я хотел бы передать с вами крохотную безделушку для своего друга в Гонконге. Он встретит вас прямо у самолета.

Хильда с радостью согласилась.

Остальное не представляло особых трудностей. На аэродроме Рихард передал Хильде деревянную фигурку Будды. Накануне Клаузен аккуратно вырезал в ней вместительное дупло. Вложил в него пленку. Тщательно заделал. Рихард ахнул: «Ювелирная работа! Хоть в микроскоп смотри — не подкопаешься!..»

— Убежден, дорогая Хильда, что вы с удовольствием познакомитесь с моим гонконгским приятелем. Я уже отправил телеграмму. Он будет ждать вас с нетерпением.

И Рихард не лгал. Его посыльную в Гонконге ждал самый радушный прием.

13

15 мая 1941 года Зорге радировал в Центр: «Нападение Германии произойдет 20–22 июня, Рамзай».

14

Донесение от 15 июня 1941 года: «Нападение произойдет на широком фронте на рассвете 22 июня. Рамзай».

15

«Выражаем наши лучшие пожелания на трудные времена. Мы все здесь будем упорно выполнять нашу работу. Рамзай. 26 июня 1941 года».

16

Отт стоял возле большой карты Европы, утыканной флажками, радостно потирал руки.

— Дела идут как по маслу! Ты только взгляни, — он сделал широкий жест, — Литва, Латвия, Западная Украина, Белоруссия — я все за каких-нибудь две недели! Если мы сохраним такой темп, через месяц-полтора падет Москва. Представляешь, какое это будет эффектное зрелище: на кремлевских стенах — полотнища со свастикой! Безукоризненные ряды войск замерли в ожидании появления фюрера. Он выезжает на белом коне, окруженный пышной свитой. Гремят барабаны, звучат фанфары. Делегация русских патриотов вручает Гитлеру ключи от поверженной столицы. А?

— Да, у вас, господин посол, блестящее воображение, — сделав над собой усилие, сказал Рихард. — Я вам просто завидую.

Отт расплылся в самодовольной улыбке.

— По случаю такой победы нам тоже кое-что перепадет, — продолжал он развивать свою мысль. — Я бы, например, с удовольствием прикрепил на твою грудь, дорогой Рихард, рыцарский крест первой степени с дубовыми листьями. А почему бы и нет, черт возьми! Мы с тобой в конце концов тоже не сидели здесь сложа руки.

Рихард знал, что имел в виду Отт: на днях в Японии объявлена всеобщая мобилизация. Сообщение о ней вызвало такую радость в Берлине, что Риббентроп лично поздравил посла с блестящим дипломатическим успехом.

Дело в том, что до последнего времени немцы ничего не знали о ближайших планах своего дальневосточного союзника. Они всячески толкали Японию на войну с Советским Союзом, но из Токио каждый раз поступали уклончивые ответы. Немцам приходилось довольствоваться лишь отдельными слухами, которые еще ни о чем не говорили.

Отт ходил мрачнее тучи. Он не мог сообщить в Берлин ничего определенного. И лишь после того как стало известно о мобилизации, посол воспрянул духом. Он принял это сообщение за верный признак того, что Япония решилась, наконец, включиться в войну против Советского Союза.

— Как ты думаешь, Рихард, — спросил Отт, переходя на серьезный тон, — как скоро России придется начать войну на два фронта?

— Если бы это знать… — задумчиво сказал Рихард.

17

Да. Если бы это знать! Чего только не отдал бы Зорге за ответ на этот вопрос — самый важный, самый серьезный за всю его долголетнюю работу.