Некоторое время лежали, наслаждаясь восхитительной пустотой в голове и наполненностью, насыщенностью в теле.
Игорь снова прошелся поцелуями по ее лицу, потянул губами завиток волос и в восторге замычал.
– Я надеюсь, Эдику придется искать другое прикрытие? Ты такая сладкая. Не выдержу, схвачу тебя снова. Нужно отодвинуться, – кому это он говорил – было не понятно. Понятно было одно – слова с делом расходились.
– Да. Ты знаешь, мне самой сейчас стыдно. И не надо меня осуждать. Да, я хотела сытой жизни, хотела сделать карьеру. Хотела успеха. И заметь! Не через постель!
Игорь хмыкнул и крепко притянул ее к себе.
– Это радует. Но антипостель – тоже не выход. Это же рабство!
Но увидев, что она готова замкнуться, поспешил поцеловать в носик.
– Прости, рассказывай.
– Я из Липецка. Отец много работал и рано умер. Может потому еще, что с мамой они не ладили. С тех пор мама пыталась наладить свою личную жизнь. И часто этот процесс сопровождался гостеприимными застольями. Сам понимаешь, на меня денег оставалось не очень. И мне мучительно больно было ходить в обносках. Даже на секонд-хэнд не хватало средств. И выход нашелся, когда соседка отдала мне старенькую зингеровскую машинку. Я побежала на курсы кройки и шитья, и вскоре все сытые и богатые девочки класса стали мне завидовать. И к одиннадцатому классу я уже сама себе зарабатывала на жизнь. Поэтому тонуть вместе с мамой у меня не было никакого желания. Тем более, что ее ухажеры пытались лезть ко мне в комнату. И после того, как меня чуть не изнасиловали, я побросала в сумку самое необходимое, схватила свою зингерочку и, трясясь от страха, помчалась на вокзал. На недельку попросилась к однокласснице, которой родители сняли квартиру, чтоб готовилась к поступлению спокойно. Она потащила меня в клуб, где я и познакомилась с Эдиком. Он, как истинный гей, оценил мое платье, там тоже был лис, и познакомил с мамой. Теперь ты все знаешь.
Игорь тяжело молчал. Он представил маленькую девочку, до которой никому нет дела. Которая, как хрупкий цветок, пробивающийся сквозь асфальт, сама вынуждена цепляться за жизнь. Отсюда и ее колючки, и ее ледышки. Комок застрял в горле.
Можно не верить ни во что. Но как отрицать чудо, если оно вдруг случается? И это его чудо – девушка с лисом. И с ней он ни за что не расстанется.
Придется сказать Маге правду и вернуть задаток. В конце концов – шила в мешке не утаишь. Не он, так другой раскопает инфу о сынке. А так… ну пусть за границу его отправит, если будет очень стыдно. Каждый отвечает за себя. И за того, кто ему дорог. Он прижал к себе своего растерянного воробышка и чмокнул в макушку.
– И как же ты справлялась со всем?!
– Когда я была маленькая, папа рассказал мне сказку о лисятах. И сказал, что у каждого ребенка должен быть свой лисенок, с которым можно поговорить по душам, доверить ему свои тайны и печали. Это самый верный друг, который никогда не предаст и не продаст. Не уйдет к другому, у которого больше денег. «А у взрослого?» – спросила я. «И у взрослого. Только уже взрослый Лис»
И так я привыкла разговаривать со своим лисенком. Он рос вместе со мной. Так Лис стал моим талисманом. Я всегда рассказывала ему о своих печалях. А на людях выглядела невозмутимой и холодной. Я боялась, что меня кто-нибудь обидит. И когда я увидела тебя, я попросила его нас познакомить. И он познакомил. На утерянном лифе ведь был лис.
– Ну, поделись со мной этой сказкой, чтобы нашим детям мы могли рассказывать ее вместе.
Рита обвила руками шею своего мужчины и шепнула на ухо:
– Слушай.
– Лисёнок, – сказал лисёнок лисёнку, – ты помни, пожалуйста, что если тебе тяжело, плохо, грустно, страшно, если ты устал – ты просто протяни лапу. И я протяну тебе свою, где бы ты ни был, даже если там – другие звёзды или все ходят на головах. Потому что печаль одного лисёнка, разделенная на двух лисят – это ведь совсем не страшно. А когда тебя держит за лапу другая лапа – какая разница, что там ещё есть в мире?
Игорь потрясенно молчал. Можно не верить ни во что. Но как отрицать чудо, если оно вдруг случается? И это его чудо – девушка с лисом. И с ней он ни за что не расстанется.
Конец