Сердце его сильно билось, когда он спускался по лестнице в просторный подвал.
Керосиновые лампы и несколько факелов на стенах освещали помещение. Слуги, хлопотавшие возле очага, сошли, казалось, с гравюры Пинелли. И хозяина Эдвард узнал - того, худого и длинноволосого.
В таверне не было никого, кроме женщины, сидевшей за грубо сколоченным столом спиной ко входу. Светлые распущенные волосы поверх старинной шали...
От радости на глаза Эдварду навернулись слезы. Он поспешил к женщине.
Это была не Лючия. Волосы оказались просто седыми. А платье - обычным, цыганским. Лицо, когда-то, несомненно, красивое, теперь было испещрено морщинами. Однако возраст ее определить было невозможно.
Женщина улыбнулась Эдварду:
- Отчего так смотришь на меня? Садись!
Эдвард медленно опустился против нее на стул.
- Я ищу одну девушку...
- Разве не меня? - Женщина рассмеялась. Смех был легкий, девичий. Эдвард, словно загипнотизированный, не мог отвести от нее глаз.
- Знаешь, кто я?
Эдвард не отвечал. Она тряхнула головой, и легкие седые волосы упали на ее лицо.
- Я - колдунья... Хочешь выпить?
Она поднесла кувшин с вином к стакану, вдруг оказавшемуся перед ним, но Эдвард отказался от угощения, закрыв стакан рукой.
- Зря отказываешься. Вино легкое. Я люблю такое.
- Вы... вы тоже приходите сюда каждый вечер? - Эдвард не знал, как ему говорить с этой странной женщиной.
- Как Лючия?
- Вы знаете ее?
- Здесь все ее знают.
Эдварду казалось, что он снова погружается в атмосферу того, первого вечера.
- Скажите мне что-нибудь о Лючии. Я так долго искал ее.
- Могу рассказать тебе кое-что из ее прошлого. Я же колдунья. Все знаю.
Эдвард кивнул. Женщина опустила глаза. Казалось, она смотрит внутрь себя.
- Лючия была незаконной дочерью одного из князей Анкизи. И у нее был вольнолюбивый, бунтарский характер. Она стала натурщицей художника Марко Тальяферри. А поскольку любила его, то и ушла к нему...
- Продолжайте, прошу вас...
- Тальяферри знал, что он - перевоплощенный Иларио Брандани. Поэтому всю свою короткую жизнь он провел, занимаясь живописью и поисками. Поисками того, что могло бы его спасти.
- А что могло его спасти?
Эдвард уже предчувствовал ответ.
- Знак повеления. Неужели ты еще не понял, что является знаком повеления? - Женщина рассмеялась. - А ведь почти с тех пор, как приехал в Рим, все время носишь его с собой.
- Медальон!
Женщина кивнула. Лицо ее сделалось серьезным.
- Брандани закончил медальон тридцать первого марта 1771 года, но не успел воспользоваться его силой, потому что как раз в этот день...
- Какой силой?
- Во власти медальона продлить человеку жизнь, если она слишком коротка, - как о чем-то самом обычном, сказала женщина и продолжала: Именно в этот день музыкант Витали убил Брандани и украл этот медальон. Глаза колдуньи потемнели... - И вот, когда Витали почувствовал, что конец его близок, он спрятал медальон.
- И Тальяферри тщетно искал его...
- Да, это так. Он знал, что медальон должен быть где-то рядом с площадью. Он даже нарисовал эту площадь, но не смог отыскать его. Художник скончался в ночь на тридцать первое марта. Сто лет назад.
- А как он умер?
- Его нашли в Тибре. Говорили, будто причиной послужило вино. Вот это вино.
Женщина сделала большой глоток и глубоко вздохнула.
- А... Лючия?
- Лючия? Она покончила с собой в мастерской на виа Маргутта. Но ей разрешено было продолжать поиски медальона. Потом.
- Ей разрешено было... Кем?
В глазах колдуньи отражалось пламя факелов.
- Зачем тебе знать об этом? Ты живешь в мире достоверностей. Ты не переходил за положенную черту. И тебе не дано этого. Лючия хотела отыскать знак повеления, чтобы разорвать проклятую цепь перевоплощений.
- Когда же она нашла его?
- Ты еще не родился тогда, в прошлом веке.
Множество вопросов роилось в голове Эдварда - вопросов, на которые не было ответов.
- Но Анкизи тоже искал медальон... А Лючия... была с ним заодно?
Женщина улыбнулась. У нее оказалась приятная, молодая улыбка.
- Лючия была кровными узами связана с Анкизи. Князь и его друзья пользовались этим, пытаясь через нее установить контакты с потусторонним миром. Но Лючия должна была передать медальон тебе, потому что именно тебе было предназначено найти его.
Эдвард налил себе немного вина. Ему необходимо было что-нибудь выпить.
- Этот медальон... Значит, это благодаря ему я спасся? Но где Лючия? Я обязан ей жизнью... мне бы так хотелось...
- Она не придет, - тихо сказала женщина, опуская голову. - Она никогда больше не придет.
- Я хотел бы возвратить ей медальон. - Эдвард протянул женщине маленькое золотое сердечко. Она взяла его, подержала на ладони и вернула:
- Знак повеления... Теперь это всего лишь медальон. Можешь оставить его себе. Сохрани на память о Лючии. Иди. Возвращайся в свою страну, к своей жизни.
Эдвард медленно встал, прошел через зал и начал подниматься по лестнице. Навстречу ему спускался человек с гитарой. Эдвард вспомнил его он казался братом-близнецом хозяина этой старой таверны.
Эдвард вышел на улицу. А человек с гитарой приблизился к женщине и, наклонившись, ласково заговорил с ней:
- Уже поздно, Лючия.
- Да-да, уже очень поздно.
Факелы на стенах таверны стали гаснуть, и керосиновые лампы на столах тоже. И только огонь очага остался мерцать в глубине зала.
Человек прислонился к стене и тронул струны.
Сегодня время полнолунья.
Виденье, странница, колдунья,
О, кто б ты ни была, молю,
Не отвергай любовь мою.
Колокола звонят: динь-дон.
Пускай продлится этот сон.
Но сто колоколов в ответ
Сказали - нет.
И если я тебе не мил,
Тот, кто всегда тебя любил,
Молю, хотя бы до рассвета
Ты мне не говори про это.
Не отвергай любовь, молчи,
Свети мне, как луна в ночи.
Вчера, сегодня и всегда
Скажи мне - да.
Колокола звонят: динь-дон.
Пускай продлится этот сон.
Но сто колоколов в ответ
Сказали - нет.