— Бежать из Капитолия я успею, — в раздумье сказал Кола. — Возможно, они еще не осмелятся напасть на дворец.
— Спешите, не то будет поздно. — Паоло Буффа указал на окно.
Со стороны рынка и Капитолийской площади двигались толпой заговорщики. В руках идущих сверкало оружие.
— Буди Маддалену! Веди ее к выходу в Табулярий, — обратился к жене Кола ди Риенцо. — А вы помогите-ка мне запереть хорошенько двери.
Вместе с Паоло и Люччоло Пелличаро он спустился вниз, чтобы закрыть двери на железные засовы. Когда все было готово, они собрались у входа в Тубалярий, откуда можно было незаметно выбраться к развалинам древнего форума. Нина привела наспех одетую Маддалену. Девочка жалась к матери, испуганно протирая заспанные глаза.
— Ступайте в дом Манчини и ждите там, — сказал Риенцо, целуя дочь и жену. — Люччоло и Паоло вас проводят.
— А ты? Неужели останешься здесь? — не удержав слез, спросила Нина.
— Я не только сенатор, но и трибун, — ответил Кола. — Попробую поговорить с ними.
Он вернулся во дворец и, закрыв ход в Табулярий, направился в зал Совета. Между тем заговорщики приблизились к Зданию. С площади донеслись яростные угрозы. Крепкие дубовые двери задрожали от ударов. Прислушиваясь к крикам, Кола ди Риенцо взял знамя республики с изображенными на нем буквами «SPQR», что означало «сенат и римский народ», и поднялся на второй этаж к балкону, откуда обычно произносил речи.
Развернув знамя, он смело вышел на балкон и сделал знак, чтобы все замолчали. Неизвестно, чем кончилось бы дело, если бы ему позволили говорить. Однако он не успел раскрыть рта. На балкон обрушился град стрел и камней. Одна из стрел ранила его в руку, несколько камней угодило в голову.
Выронив знамя и обливаясь кровью, Кола поспешно отступил назад. С трудом держась на ногах, он вытащил из раны стрелу и кое-как перевязал руку обрывком рубахи. Надо было спасаться. Но как? Дворец окружили враги. Солдаты из Монтефьясконе, как назло, задерживались.
Внезапно Риенцо заметил густой черный дым, клубами поднимавшийся над портиком. Он приблизился к окну и увидел, что дверь облили смолой и подожгли. Огненные языки уже лизали деревянный карниз. Стало ясно, что заговорщики все учли и действуют по плану. Раздумывать долго не было времени, пламя быстро надвигалось.
Кола бросился в комнату, где жил Люччоло Пелличаро и, превозмогая боль в руке, надел поверх окровавленного камзола потрепанный плащ старика. Затем кое-как остриг бороду. Едва успев переоблачиться, он услышал громкие крики. Мятежники ворвались во дворец и поднимались уже по лестнице.
Спрятавшись в маленькой полутемной каморке, Риенцо улучил момент и ловко смешался с нападавшими. Ему удалось благополучно спуститься вниз и добраться до самой двери. Но тут он увидел Лукку Савелли, отдававшего какие-то приказания своим людям. Отступать было поздно.
Отвернув лицо в сторону, чтобы не быть узнанным, Кола попытался пройти мима. Однако один из слуг барона крепко схватил его за раненое плечо.
— Кто таков? — спросил он. — Ну-ка покажись!
Кола застонал от резкой боли.
— Да это же сенатор! Клянусь сатаной! — вглядываясь, воскликнул Лукка Савелли. — Не упустите его, молодцы. Каждый получит по десять флоринов.
На Колу ди Риенцо накинулось сразу несколько человек. Истекающего кровью пленника вывели на площадь и поставили у статуи черного базальтового льва, где он некогда вершил правосудие. Обступив Риенцо, заговорщики принялись осыпать его бранью. Однако никто не решался первым пустить в ход оружие. Даже в своей окровавленной одежде с остриженной бородой и перевязанной рукой он внушал страх.
Едва держась на ногах, Риенцо молча вглядывался в людей, толпившихся вокруг. Сильнее, чем угроза смерти и жгучая боль от раны, мучило Колу сознание обиды. Многие из тех, кто стоял здесь, не были грандами, не были и городскими толстосумами, которые могли быть недовольны его правлением. Нет, то были простые, незнатные римляне, чьи интересы он защищал и отстаивал.
На мгновение память перенесла Колу назад к той минуте, когда он торжественно въезжал в Рим после семилетнего отсутствия. Весь город тогда с радостью встречал его. Какие почести оказывал ему народ на пути к Капитолию. Почему же сейчас они не хотят ему помочь?
Кола ди Риенцо вдруг покачнулся и, пытаясь удержаться, оперся здоровой рукой о базальтовую морду льва. Холод камня, остывшего за ночь, несколько успокоил его и вернул силы. Он выпрямился и бросил взгляд вдаль, туда, где за мостом через Тибр находился дом Манчини.
«Хорошо, что жена и дочь в безопасности. И мне надо было бы уйти с ними, — подумал Риенцо. — Благородный человек этот Буффа, честный и преданный до конца».
Мысль о столяре заставила его улыбнуться. В этот момент, по знаку Лукки Савелли, один из слуг барона вонзил кинжал в спину раненого. Тотчас набросились на Колу и другие. Исколотый ножами, так и не проронив ни слова, он упал к подножию статуи.
Ненастной ночью 8 октября 1354 года в глубине древних римских катакомб горел одинокий огонек масляного светильника. Слабый язычок пламени тускло озарял изъеденные сыростью серые стены и ровные ряды могильных плит. Франческо Манчини, Нина и маленькая Маддалена молча смотрели, как работают кирками художник Чекко и Люччоло Пелличаро. Они старались сдвинуть плиту с надписью: «Марко, сын Лоренцо. 1324–1336». Наконец им удалось приподнять ее и отвалить в сторону.
— Лоренцо и Конте все нет, — вытирая с лица пот, сказал Люччоло. — Не случилось бы с ними беды.
— Бог даст, не погибнут! Ночь темная, — отозвался художник. — Солдаты наверняка пьяны. Стефанелло Колонна не скупится на вино.
— Вчера у них была настоящая вакханалия, — подтвердил нотарий Франческо. — Особенно на кампо дель Ауста.
— Видел там костер? — Чекко взглянул на брата.
— Я смотрел из церкви Марчелло, видел, как снимали со столба тело Колы, — кивнул Франческо.
— Отряд из Монтефьясконе так и не явился в Рим, — вздохнул Люччоло Пелличаро. — зрямы понадеялись на помощь папского легата.
— Кардинал Альборнос умышленно задержал всадников, — сказал Чекко. — Лоренцо напрасно прождал два дня.
— А что с римской армией, осаждавшей Палестрину? — спросил Франческо. — Каким образом Колонна так быстро вернулся в город?
— Едва стало известно об убийстве Колы, наемники покинули войско, — ответил художник. — Нам с Конте и другим добровольцам ничего не оставалось, как разойтись по домам. Теперь бароны опять хозяйничают в Риме.
— Там кто-то идет! — воскликнула Маддалена. — Кажется, это брат.
Девочка показала рукой в темную галерею катакомбы. В дальнем конце ее появился неровный огонек факела. Вскоре в подземный зал вошли Лоренцо и Конте, вооруженные мечами. Лоренцо нес что-то завернутое в камзол. Рубашка на нем была окровавлена.
— Ты ранен? — шагнув к сыну, быстро спросила Нина.
— Пришлось драться с караульными, — глухо отозвался юноша. — Они не успели поднять тревогу.
Он развернул камзол, в котором был собран прах отца. Женщина со стоном опустилась на колени. Все молча стояли вокруг. Послышались рыдания. Это плакала, уткнувшись в плечо деда, маленькая Маддалена.
Старый нотарий Франческо бережно переложил пепел в небольшую урну с изображенным на ней крестом. Урну поставили рядом с полуистлевшим гробом Марко. Когда плиту водворили обратно, Конте показал на свободное место под надписью:
— Здесь вполне уместится еще одно имя.
— Не надо, — вытирая глаза, сказал Франческо. — О нем будут помнить и так.
