Кола с тревогой подумал о жене и близких. Они остались без средств к существованию. А на руках у Нины недавно родившаяся девочка, еще не видевшая отца. Конечно, его друзья и Манчини не бросят их в беде. Но каково им сейчас? В городе всем распоряжаются враги.
Прохладный ветерок чуть заметно шевелил листву акаций. На посветлевшем небе алым облаком разгоралась заря. Кола ди Риенцо, прислонившись к монастырской стене, ждал восхода солнца. Рядом кутался в рваный плащ его земляк, товарищ по приюту — старик Волкано.
Было тихо, как бывает в ранний час, когда день только начинает вступать в свои права. Широкий двор обители святого Доминика и соседние строения окутывал плотный туман. Влажный воздух был наполнен запахами весенних садов. Подставив лицо свежему ветру, Кола с наслаждением вдыхал доносившийся откуда-то аромат цветущей сирени. Несмотря на легкий озноб и головную боль, он чувствовал, как мало-помалу к нему возвращаются силы. Вместе с ними оживали надежды.
Крепкий от природы организм победил болезнь. Заботливый уход таких же несчастных бедняков помог ему одолеть смерть. Молодой римлянин с благодарностью взглянул на своего соседа. Этот недавно еще незнакомый человек стал верным другом и советчиком. Вспоминались тихие ночные беседы.
Как много повидал в жизни его новый друг. Он участвовал в великом восстании патаренов и несколько лет с мечом в руках дрался за вольную общину. О своих братьях по оружию Волкано рассказывал с любовью и гордостью. Ему посчастливилось сражаться под командой прославленного Дольчино. Он хорошо знал и его ближайших помощников Маргариту и Лонгино Катанео. Их плохо вооруженное крестьянское войско не раз громило армии наемников и рыцарей, закованных с головы до ног в броню. Орды крестоносцев, собранные по указу папы, обращались в позорное бегство. Когда наконец объединенным силам папского войска удалось оттеснить общину в дикие, непроходимые горы, они больше года стойко защищались там. Не враги, а жестокий голод победил их.
После падения лагеря повстанцев Вол капо видел казнь Дольчино и Маргариты. Смерть на костре народных вождей навсегда запечатлелась в его сердце. И сейчас этот слабый, седой старик не отказался от борьбы и поддерживал связи с тайными сектами, выступавшими против церкви и синьоров.
С невольным почтением смотрел Кола на изборожденное морщинами, суровое лицо Волкано. Мужество старого патарена, его упорство и преданность делу вызывали уважение. Римский посол со стыдом вспомнил собственное малодушие. Всего несколько дней назад он отчаялся найти выход из своего тяжелого положения и ждал смерти, как избавления. Теперь беды не казались столь непреодолимыми. Дружба с Волкано пробудила в нем жажду жизни.
К тому же новый друг оказался хорошим политиком. Он помог составить искусное послание Клименту VI. После заверений в преданности в нем предлагались проект реформы городского управления и меры, способные укрепить положение папской казны в Риме. Затем следовала скромная просьба о назначении автора письма нотарием городской католической камеры. Поскольку его святейшество был заинтересован в увеличении доходов со своих владений в Римской области, можно было рассчитывать на успех.
Над далекими холмами взошло солнце. Погруженные в густой туман долина и монастырский двор разом осветились. Щедро омытая росой заблестела зелень листьев. Птицы, разбуженные яркими лучами, начали свой концерт.
— Господи, до чего люблю утро! — глядя на оторвавшийся от горизонта раскаленный диск, тихо сказал старик. — После ночной темноты вдруг такой свет.
— И чувствуешь себя бодрей. Все кажется простым, легким, — кивнул Кола. — Хорошо мечтать на заре.
— Я предпочитаю воспоминания, — вздохнул Волкано. — Строить воздушные замки — свойство юности. Мы-то знаем, как тяжело бывает потом, когда они рушатся.
— Говорят, люди не теряют надежды на счастье в любом возрасте?
— Но лишь в зрелые годы они начинают постигать тщетность грез.
— Мечты бывают разные, — задумчиво произнес молодой римлянин. — Есть и такие, что светят во мраке, как звезды. Без них не найдешь верный путь, не создашь ничего великого.
— Разумные мечты приближают к познанию истины, — согласился старец. — Только чаще наш брат предается химерам. Мы охотней рисуем картины, которые льстят нашему тщеславию. Воображение доставляет дешевое удовольствие: оно тешит прихоть и самолюбие, оправдывает леность и порок.
В глубине двора показались монахи, увешанные коробочками с кусочками мощей, четками, пузырьками со слезами божьей матери. Торопясь к открытию церквей, святые отцы направлялись в город.
Волкано хмуро взглянул в сторону доминиканцев и негромко продолжал:
— Иных так захватывает бесовская игра, что они совсем ничего не видят вокруг.
— Ну, длиннополых вряд ли назовешь пустыми мечтателями, — засмеялся Кола. — Любовь к фантазиям не мешает им проявлять деловую хватку. Они не чета алхимикам и давно научились превращать воду в золото.
Вскоре после того, как монастырская братия скрылась из глаз, у ворот обители остановился небольшой возок. Из него вышел прелат в белоснежной мантии. Переговорив о чем-то с подбежавшим послушником, он степенно зашагал к приюту.
— Казначей его святейшества! Неужели ко мне? — с волнением пробормотал Кола.
Увидев римского посла, придворный с улыбкой замахал рукой.
— Кажется, наше письмо дошло до папы. — Волкано подтолкнул приятеля локтем. — Вот и кончились твои беды. Иди, иди — тебя зовут.
Высокие свечи в тяжелых серебряных канделябрах ярко освещали квадратный зал Иисуса. Расположенный под дворцовой сокровищницей и ризницей, он служил малой гостиной папских апартаментов.
Климент VI ужинал, пригласив на вечернюю трапезу римского посла в знак особой милости после продолжительной опалы.
Молодой римлянин, еще не совсем оправившийся от недавно перенесенной болезни, был бледен. Рассматривая тонкую резьбу, цветные стекла в стрельчатых окнах, фрески, украшавшие стены и потолок зала, он любовался изображенными там картинами.
Климент VI, медлительный человек с бритым лицом, крупным носом и массивной нижней челюстью, вынул из-за отворота мантии небольшой пергаментный свиток.
— Вот распоряжение о назначении на должность нотарий городской камеры. — Он подал свиток Коле ди Риенцо. — Можешь возвращаться в Рим. Теперь сенаторы тебя не тронут. Будешь получать в месяц пять золотых флоринов. Если сумеешь хорошо вести мои дела и увеличить доходы с области, церковь не забудет твоих стараний.
— Благодарю! Сделаю все, что в моих силах, — с поклоном заверил римлянин.
— В твоем последнем письме много интересного, — продолжал папа. — Я рад, что мы начинаем находить общий язык. К тому же за тебя хлопочет Петрарка. Он упросил кардинала Колонна снять свои обвинения. Иметь такого покровителя — большая честь! Вы оба мечтаете о возрождении Вечного города. Лично я не вижу тут ничего плохого. Другое дело — как за это взяться.
— Вряд ли Рим обретет былое величие, пока в нем хозяйничают враждующие друг с другом бароны, — вздохнул Кола.
— Если к власти придут торгаши, мало что изменится, — возразил собеседник. — Достаточно вспомнить пример Флоренции, там смут не меньше. Но не будем больше толковать о политике. Кстати, к указу следует подвесить печать.
Папа хлопнул в ладоши и приказал появившемуся в дверях слуге принести пломбарий. Он продел в отверстие на пергаменте толстую шелковую нить со свинцовым шариком на конце и расплющил его железными щипцами в круглую печать.
— С настоящего момента ты мой нотарий. — Климент VI подал гостю свиток. — Деньги на дорожные расходы возьмешь у казначея. Сможешь въехать в Рим, как подобает при твоем новом звании.
Кола ди Риенцо, поклонившись, принял папский дар.