Впрочем, все вышесказанное еще не означает, что это у них получается.
Ринсвинд удрученно сидел среди почерневших от сажи руин библиотеки и пытался понять, что с ними не так.
Для начала – все. Чтобы библиотека сгорела? Нет, невозможно. Это самое большое скопление магии на всем Диске. Оно служит фундаментом волшебства. Каждое заклинание, которое когда-либо было использовано, нашло отражение в одной из книг, собранных здесь. Сжечь их – это… это… это…
Но пепла не было. Сколько угодно древесной золы, множество цепей, груды почерневших камней, куча грязи. Но тысячи книг не так-то легко сжечь. От них остались бы переплеты и горки пушистого пепла. А здесь ничего подобного не было.
Ринсвинд пошевелил мусор носом башмака.
В библиотеку вела только одна дверь. Еще там был подвал – даже не приподнимаясь с места, Ринсвинд видел ведущую вниз лестницу, заваленную головешками. Но все книги туда не вместились бы. И телепортировать их из библиотеки тоже нельзя – они были устойчивы к такой магии. Каждый, кто попытается проделать что-либо подобное, обнаружит, что его мозги вдруг очутились у него на шляпе.
Сверху послышался взрыв. Примерно посередине чудовской башни образовалось кольцо оранжевого огня, которое быстро поднялось вверх и понеслось в сторону Щеботана.
Ринсвинд повернулся на своем импровизированном сиденье и посмотрел на Башню Искусства. У него создалось отчетливое впечатление, что она тоже уставилась на него. У нее не было ни одного окна, но на мгновение ему померещилось, что среди разрушающихся башенок он заметил какое-то движение. Интересно, насколько в действительности стара эта башня? Старше Университета – это точно. Старше города, который образовался вокруг нее, словно каменистая осыпь вокруг горы. Возможно, старше, чем сама география. Ринсвинд знал, что некогда континенты были другими, а потом они вроде как сбились в кучку для уюта, словно щенки в корзинке. Может быть, волны скал принесли сюда башню из какого-то другого места. А может, она была здесь еще до того, как образовался сам Диск, но Ринсвинду не хотелось задумываться над подобным вариантом, потому что тогда возникали неприятные вопросы насчет того, кто ее построил и зачем.
Он исследовал свою совесть.
«Ничего не могу предложить, – ответила та. – Поступай как знаешь».
Ринсвинд встал и стряхнул с балахона пыль и пепел, удалив заодно значительное количество лезущего красного ворса. Сняв шляпу, он с озабоченным видом на лице попробовал выпрямить ее верхушку, после чего снова надел шляпу на голову.
А затем нетвердым шагом побрел к Башне Искусства.
В ее основании была очень старая и маленькая дверца. Он ничуть не удивился, когда при его приближении она распахнулась.
– Странное место, – заметил Найджел. – Как забавно изгибаются стены.
– Где мы? – поинтересовалась Канина.
– И есть ли здесь спиртное? – подхватил Креозот и хмуро добавил: – Наверное, нет.
– И почему оно раскачивается? – продолжала Канина. – Никогда раньше не бывала в комнате с металлическими стенами. – Она принюхалась. – Чувствуете запах масла?
Джинн появился снова, впрочем, на этот раз он обошелся без дымовых эффектов и блуждающих люков. От Канины он старался держаться подальше – насколько позволяла вежливость.
– Все в порядке? – осведомился он.
– Это Анк? – спросила Канина. – Да, именно сюда мы и хотели попасть, но, в общем-то надеялись, что ты перенесешь нас куда-нибудь, где будет дверь.
– Вы туда направляетесь, – уверил джинн.
– Но где мы сейчас очутились?
Замешательство джинна заставило мозг Найджела преодолеть все стадии размышлений одним скачком. Юноша посмотрел на лампу, которую держал в руках, и в порядке эксперимента встряхнул ее. Пол заходил ходуном.
– О нет! – воскликнул Найджел. – Это физически невозможно.
– Мы в лампе? – переспросила Канина. Их пристанище снова задрожало – это Найджел попытался заглянуть в носик лампы.
– Только не волнуйтесь, – посоветовал джинн. – И постарайтесь по возможности не думать об этом.
Он объяснил (хотя «объяснил» – это несколько неверное слово, и в данном случае оно означает «так и не сумел объяснить, хотя делал это довольно долго»), что группа людей вполне может преодолевать расстояния в небольшой лампе, которую держит один из них. Сама же лампа движется потому, что ее несет один из находящихся в ней людей, и это происходит благодаря: а) дробной природе реальности, означающей, что каждую вещь можно рассматривать как находящуюся внутри всего остального, и б) творческому подходу к окружению. Фокус основывался на том, что законы физики замечали свое упущение уже после того, как путешествие было закончено.
– Но в данных обстоятельствах лучше об этом не думать, – заключил джинн.
– Это все равно что не думать о розовых носорогах, – вставил Найджел и, когда все уставились на него, сконфуженно хохотнул. – У нас была такая игра, – пояснил он. – Нужно было всячески избегать думать о розовых носорогах. – Он кашлянул. – Не сказал бы, что это такая уж хорошая игра.
Он сощурился и снова заглянул в носик лампы.
– Ага, – согласилась Канина. – Дурная игра.
– Э-э, – встрял джинн. – Кофе кто-нибудь хочет? Музыку? Может, по-быстрому перекинемся в «Поход героя» [23]?
– А выпить есть? – спросил Креозот.
– Белое вино?
– Дрянное пойло.
Джинн, похоже, был шокирован.
– Красное вино вредно для… – начал он.
– Но на безрыбье и рак рыба, – торопливо перебил его Креозот. – Что угодно, только не суй в бокал всяких зонтиков. – Тут до серифа дошло, что с джиннами так не разговаривают. Он взял себя в руки. – Никаких зонтиков, заклинаю тебя Пятью Лунами Назрима. Также обойдемся без кусочков фруктов, оливок, изогнутых соломинок и декоративных обезьянок. Приказываю тебе это Семнадцатью Метеоритами Сарудина…
– Я не любитель зонтиков, – мрачно перебил его джинн.
– Здесь довольно пусто, – заметила Канина. – Почему бы тебе не поставить сюда какую-нибудь мебель?
– А я вот не понимаю, – сказал Найджел. – Если мы все находимся в лампе, которую я держу, а я сам, пребывая в лампе, держу лампу поменьше, а уже в той лампе… Джинн изо всех сил замахал руками.
– Не продолжай! – взмолился он. – Пожалуйста!
Честный лоб Найджела избороздили морщины.
– Да, но меня что, так много или как?
– Все циклично, но прекрати привлекать к этому внимание… О черт.
Они услышали едва уловимый, неприятный звук, который издала спохватившаяся реальность.
В башне царила темнота. Это был плотный столб древней темноты, которая пребывала здесь с начала времен и которую возмущало вторжение дневного света, нахально протискивающегося в башню мимо Ринсвинда.
Волшебник почувствовал движение воздуха, дверь у него за спиной закрылась, и темнота хлынула обратно, так аккуратно заполняя световую прореху, что вы бы даже шва не заметили.
Пространство внутри башни пахло древностью с легким намеком на вороний помет.
Для того чтобы стоять в этой темноте, требовалась большая смелость. У Ринсвинда столько смелости никогда не было, но он все равно стоял. Что-то начало обнюхивать его ноги, и Ринсвинд словно окаменел. Единственной причиной, по которой он не двигался, был страх наступить на что-то весьма ужасное.
Затем его руки мягко коснулась ладонь, похожая на старую кожаную перчатку, и чей-то голос произнес:
– У-ук.
Ринсвинд поднял глаза.
Темнота всего лишь на миг уступила место вспышке яркого света. И Ринсвинд увидел, что…
Вся башня была заполнена книгами. Они плотными рядами стояли на каждой ступеньке спиральной лестницы, вьющейся вдоль стен. Они стопками лежали на полу – скорее даже были свалены в кучи. Они расположились – вернее, расселись – на осыпающихся карнизах.
И украдкой наблюдали за Ринсвиндом. Впрочем, обычные шесть чувств были тут ни при чем. Книгам прекрасно удается передавать мысли – не обязательно собственные, – и Ринсвинд осознал, что они пытаются что-то ему сказать.
Темноту прорезала еще одна вспышка. Ринсвинд догадался, что это магия из башни чудесника озарила Башню Искусства своим отблеском. Свет проник через далекое отверстие, ведущее на крышу. По крайней мере, вспышка позволила ему опознать Вафлза, который, сопя, обнюхивал его правую ногу. Это слегка успокоило Ринсвинда. Теперь бы еще определить источник тихого поскребывания, монотонно раздающегося возле его левого уха…