Посещающее его общество никогда не скучает. В самих собраниях нет ничего однообразного. Они учат придворных галантности самой высшей пробы; они приглашают к изысканному и приятному общению. Кроме того, с 1625 года маркиза пользуется помощью Венсана Вуатюра, называемого то El Re Chiquito[140] по причине своего невысокого роста, то «душой кружка», поскольку он считает себя «мэтром пустяковых искусств». Кружок существует лишь благодаря этому жизнерадостному поэту. В его присутствии собрания превращаются в постоянный фейерверк. Вуатюр придумывает разнообразнейшие развлечения — комедии, концерты, серенады. Всем даются псевдонимы: Арно де Корбевиль становится «мудрым Исааком», мадам Поле — «Львицей». Составляются строфы для знаменитой «Гирлянды Жюли». Пробуются силы в импровизированных литературных конкурсах: «Тысяча безумств… рондо, загадок, метаморфоз… по очереди сменяют друг друга» (Бриджитт Левель).
Все светское общество бывает или стремится побывать в особняке Рамбуйе: и двор и город. Как и во Французской Академии, как позднее в парижских салонах эпохи Просвещения, здесь установлено одно негласное правило, делающее всех участников равными между собой. Венсан Вуатюр — сын виноторговца, даже если в 1634 году он и стал академиком. Отцом прекрасно поющей мадемуазель Поле был финансист (обессмертивший себя налогом, выплачиваемым королю должностными лицами). «Карлик Жюли», поэт Годо, станет впоследствии епископом. Сменяют друг друга поэты: Малерб, Ракан, Бенсерад, Демаре де Сен-Сорлен, Мальвиль. Здесь принимают некоторых ученых, если только они не педанты: Манажа, Патрю, Вожела. Но присутствие такого количества литераторов — мы чуть не забыли Корнеля и его врага Скюдери — не исключает ни Великую Мадемуазель (старшей дочери дяди короля), ни герцога д’Энгиена и его сестры герцогини де Лонгвиль, ни кардинала де Лавалетта, ни герцогини д’Эгийон.
В посредственном и неудобном особняке мадам де Рамбуйе сумела создать дворец мечты, будивший воображение даже два века спустя после своего сноса. Таким же образом эта женщина символизирует во Франции учтивость, элегантность и утонченность, поскольку, хотя и будучи римлянкой по рождению, она «многое сделала для развития французского языка и литературы» (Н. Аронсон). Она заменила собой двор, недружелюбный и несколько вульгарный. Она привечала буржуазию и литераторов, не обращая внимания на их происхождение. Она со своей грацией и воспитанием была живой связью между двором и городом. «Кружок» прекрасной Артенис один заменил собой Лувр, Фонтенбло и Сен-Жермен.
Третий двор, совершенно очевидно, группируется вокруг Его Высокопреосвященства. Мы уже представляем себе его обрамление — Пале-Кардиналь, подаренный королю в 1636 году, завершенный в 1639 году, более роскошный, чем множество иностранных королевских дворцов, во всяком случае, более функциональный, чем Лувр, и более населенный (Анна Австрийская, овдовев, поспешила переехать в него). Единственной фальшивой нотой является надпись золотыми буквами «ДВОРЕЦ КАРДИНАЛА». Она раздражает Их Величества, вызывает насмешки, кажется дурным тоном.
С этими оговорками образ кардинальской жизни одерживает верх над образом жизни экономного, простого и диковатого короля. У короля есть большая конюшня, которой управляет офицер, главный конюший, называемый «месье Главный». У кардинала также есть большая конюшня (управляемая главным конюшим), в которой собраны самые лучшие верховые лошади, боевые и пажеского корпуса. У короля есть малая конюшня, подчиняющаяся первому конюшему, называемому «месье Первым». У кардинала также есть малая конюшня с первым конюшим, восемьюдесятью беговыми лошадями, пятнадцатью тяжеловозами и пятнадцатью мулами. Эти две службы подразумевают наличие множества конюших, пажей (из хороших фамилий), учителей для пажей, слуг, мальчиков-конюхов, кучеров, конюхов, форейторов, кузнецов — словом, целый мир в миниатюре.
Его Величество располагает штатом военных (почетной стражей, сотней швейцарцев, рейтарами и жандармами охраны, мушкетерами, французской и швейцарской гвардией). Ришелье, «охранявшийся лучше Генриха IV» (Вольтер), также располагает военным штатом, что раздражает Людовика XIII, тем не менее согласного с этим положением вещей. Его Высокопреосвященство охраняется великолепно. У него сто гвардейцев и сто мушкетеров. Это две сотни людей для войны, а не для парадов — преданных, вымуштрованных, прекрасно вооруженных. Они поддерживают свой боевой пыл, провоцируя гвардейцев и мушкетеров короля или отвечая на их провокации[141]. В то время это было постоянным предлогом, чтобы обойти запрещение дуэлей.