Часто разочаровывавшийся в духовниках, Ришелье искал и нашел новый способ влиять — даже отрицательно — на своего господина короля и устранить с его горизонта другие влияния. Людовик XIII был неудачлив как в любви, так и в дружбе, являя в этом смысле полную противоположность вечному повесе, своему отцу. Но за неимением друга (по сути, Ришелье был его единственным другом — другом странным, которого не любили, боялись и ненавидели), Людовик Справедливый имел фаворитов. В этом нет ничего удивительного — такова была мода в Западной Европе в период между 1598 и 1642 годами.
В двух соседних с Францией странах фаворит являлся настоящим alter ego своего суверена. В Англии все глаза были прикованы к герцогу Бэкингему, помогавшему Якову I († 1625), а потом Карлу I и ставшему вскоре «самым властным и ненавидимым персонажем королевства» (А. Сюэми). В Испании тот, «кто пользовался расположением правителя», имел громкое имя и исполнял определенную, почти официальную функцию. Он назывался valido. Во времена Филиппа III это место принадлежало герцогу Лерме (1598–1618), при Филиппе IV — графу-герцогу Оливаресу (с 1622 по 1643 год), современнику и сопернику Ришелье. Valido являлся доверенным фаворитом, «облеченным властью» (Б. Бенассар).
Этот испанский обычай не мог быть использован во Франции, хотя регентство вознесло на вершину иностранную чету validos, супругов Кончини. Людовик XIII, став совершеннолетним[69] и избавившись от Кончини, недолго думая сделал своего фаворита — сокольничего Шарля д’Альбера — герцогом де Люинем, valido, коннетаблем (!) и хранителем королевской печати. При дворе и в городе быстро раскритиковали эту связь (1617–1621), спрашивая себя, к чему надо было устранять маршала д’Анкра, чтобы заменить одного фаворита, отягощенного множеством титулов, на другого такого же. Что до короля, до самого конца сентиментально привязанного к своему сокольничему, он осознал свою ошибку. Начиная со смерти де Люиня (1621) и до заговора Сен-Мара (1642), любимчики Людовика были исключительно «сердечными фаворитами» (за которыми пристально следил Ришелье), но не validos [70].
Но если и была область, где ум и хитрость Его Высокопреосвященства почти всегда оказывались несостоятельными, то это были его постоянные усилия контролировать сердечные привязанности короля. То он ошибался в нем, то ошибался в себе, хотя был в общем-то весьма прозорливым. В его оправдание можно лишь сказать, что прогнозировать увлечения Его Величества, интриги двора, разочарования, опалы и новые милости было чрезвычайно трудно.
Был ли когда-нибудь влюблен Людовик? Да, отвечает второй герцог Сен-Симон: «Никогда любовь не владела им целиком, но он думал, что защищен от нее, и ошибался». Нет, писал Таллеман де Рео: «Его увлечения были странными; от любви у него осталась лишь ревность». И разве не ограничивались его увлечения странными фантазиями и несколькими пылкими желаниями, удовлетворенными или подавленными? Говоря о Мари де Отфор, король, доверившись первому герцогу де Сен-Симону, заявлял, что он, как монарх и наместник Бога на земле, должен отказываться от своих желаний, чтобы подчиниться Небесам и подать пример остальным.
Похоже, только Таллеман де Рео считал, что Людовик XIII изменял королеве. Барада был «яростно» любим королем (1626); с Сен-Маром Его Величество порой был слишком ласков (1641). Мы уже говорили о фаворе де Люиня, этой «непристойной привязанности» (Бассомпьер); но слова маршала ничего не доказывают, поскольку де Люинь и король буквально соревновались в набожности и имели одного духовника, отца Арну. Людовик XIII почти всегда сводил роль фаворита (или фаворитки) к внимательному и понимающему слушателю. Он «всегда имел потребность в наперснике, которого называли фаворитом и который мог развеять его печальное настроение и выслушать его горькие откровения» (Вольтер).
Во времена министерства Ришелье сменили друг друга шестеро таких любезных наперсников: будущий маршал Туара (1624), современник Ришелье, впоследствии впавший в немилость; Франсуа де Барада (1625–1626); Клод де Сен-Симон (1626–1636); мадам де Отфор (1630–1635 и 1637–1639); мадемуазель де Лафайет (1635–1637); и, наконец, маркиз де Сен-Мар (1639–1642). Четыре фаворита и только две фаворитки! Историография весьма интересуется этим фактом и явным преобладанием мужчин. Пьер Шевалье, биограф того, кого он называет «корнелевским королем», пишет достаточно ясно: «Вряд ли можно спорить с тем, что Людовик XIII имел глубокие гомосексуальные наклонности», сдерживавшиеся, как он считает, всякий раз его набожностью и боязнью греха (и мы можем добавить: его ужасом перед адом).