На принцип пошло. Дело серьезное. Я решил, что стоит майору помочь. Помогая милиции, помогаешь себе.
— Оформите ЧП как учебную тревогу. Проверка боеготовности личного состава в условиях, близких к реальным.
— И не забудьте отметить, что эта самая боеготовность оказалась нулевой, — язвительно добавил Антонюк.
— Почему? — возразил я. — Вы живы. Преступник задержан. Опыт учебной тревоги будет всесторонне проанализирован и сделаны выводы.
— Понял, как в Москве работают? — обратился майор к капитану и снова повернулся ко мне. — Тогда хоть объясни нам, на кой черт ты всю эту петрушку затеял?
— Хотел познакомиться с вами. Мало ли, как дело пойдет. Может, у вас ко мне вопросы возникнут. Или у меня к вам.
А теперь и майор уставился на меня, как космонавт на лунатика. Потом встал, одернул китель и доложился:
— Майор Кривошеев. Олег Сергеевич. Заместитель начальника областного управления внутренних дел. — Немного подумал и представил капитана:
— Капитан Смирнов. Иван Николаевич. Уголовный розыск.
— Очень приятно, — сказал я. — Пастухов. Сергей Сергеевич.
— Скажи, Сергей Сергеевич, ты всегда все делаешь через жопу?
— Когда как. Мне было нужно, чтобы Лев Анатольевич беспрекословно выполнял все мои предписания, — объяснил я.
— Какие? — спросил Антонюк.
— Может, мы обсудим это наедине?
— Если можно, при нас, — попросил майор. — Учиться так учиться..
— Я не скажу ничего нового.
— Тем более.
— Пожалуйста. Первое: наглухо заварить дверь на чердак. Второе: поставить в квартиру бронированную дверь с кодовым замком. Завтра же. Третье. Никому никаких ключей. Никому. Вы меня понимаете, Лев Анатольевич?
— Да, — буркнул Антонюк.
— Каждый день менять маршрут и время возвращения домой. По вам часы можно проверять. Сейчас это не достоинство. Не прощаться с охраной в лифте. Больше того. Двое постоянно должны находиться с вами. Даже ночью. Пусть один спит в гостиной, а другой на раскладушке в прихожей.
— Ну, знаете! — запротестовал Антонюк.
— Хотите еще раз встретиться с киллером? На этот раз с настоящим?
— Сдаюсь. Что еще?
— Наймите охрану на дачу. Двух или трех человек. Сойдут и местные, только не пьянь. Когда едете на дачу, никаких телефонных предупреждений. Вообще о своих поездках по телефону не говорить.
— О моих предвыборных встречах знает весь город.
— Встречи и митинги — моя забота. И до конца избирательной кампании — никаких ресторанов, никаких дружеских посиделок и никаких утренних пробежек трусцой по парку.
— Черт знает на какую жизнь вы меня обрекаете!
— Вы сами себя на нее обрекаете. Станете губернатором — расслабитесь. После этого поздно будет вас убивать.
— А сейчас — не поздно?
— Вы лучше меня разбираетесь в ситуации.
— Кто может меня убить?
— Это вы у меня спрашиваете? На эту тему можно много рассуждать.
Но мне не удалось уйти от этого идиотского разговора.
— Так рассуждайте! — прикрикнул Антонюк. — За это вам деньги платят!
Тот еще будет губернатор. Обкомовская, видно, школа. Или он в свое время до второго секретаря допер именно потому, что от природы была в нем эта бульдожья хватка? Если так, то до губернаторского кресла вполне допрет. Человек, который умеет получать ответы на свои вопросы.
Ну, получи.
И я сказал:
— Тот, кто убил Комарова.
В кабинете воцарилось многозначительное молчание.
— Дела, твою мать! — констатировал майор. — Новые времена — новые песни. — Он обернулся к капитану:
— А ведь и верно, никаких америк нам москвич не открыл. Все давным-давно известно.
— Я вам скажу еще кое-что из известного. Хотите? — предложил я.
— Было бы любопытно, — не без настороженности согласился майор.
— Я бы не стал гонять на операции с мигалками и сиренами.
— Так ведь туман! — заорал капитан. — Туман, понимаешь? Мы бы час ехали!
Я развел руками:
— Ну, если туман, тогда да.
— Так где все-таки пушка? — спросил майор.
— В камере хранения на вокзале, — ответил я, не уточняя, на каком вокзале.
— Разумно, — подумав, кивнул майор. — Разобрались, выходит. Да, дела! У вас есть претензии к лицам, производившим ваше задержание? — перешел он на официальный тон.
Я потрогал распухшую скулу. Тот еще будет фингал. Особая примета. Но это был свершившийся факт. А его, как известно, не может отменить даже Господь Бог.
Поэтому я только рукой махнул:
— Чего уж там. Дело житейское. На их месте так поступил бы каждый. Вот если бы еще «сейку» мою вернули, был бы полный порядок. Я к ней как-то привык.