Как-то не очень ладно все складывается. Но «токагипт» придется забрать. А заодно уж и запасную обойму. И кобуру. Чтобы не озадачивать капитана Смирнова и майора Кривошеева лишними вопросами. Кобура есть, дырки в полу есть, гильзы валяются, а пушки нет. Это как?
Ладно. А это что за дверь?
Еще одна лестница. Тут у них везде лестницы.
Вниз.
Похоже, технический ход. В какие-нибудь аппаратные. А оттуда наверняка во двор.
А там в дырку в заборе. Не через проходную же он собирался идти. Через дырку, а потом бочком-бочком вдоль ограды к «шестерке» цвета светлый беж. Незаметной в сгущающихся сумерках. И в наползающем с моря тумане.
Вот это и был его маршрут отхода.
Придется воспользоваться, выбора не было. В коридоры не сунешься. Не заблужусь, так засвечусь. С моим-то фингалом. Пока можно было надеяться, что любительница травки не свяжет мое появление с хипежем, который поднимется после того, как в редакторской обнаружат труп, что — по оптимистичным моим прикидкам — произойдет завтра утром. А про прикидки пессимистические лучше было вообще не думать.
Я и не стал думать. Завернул «токагипт» в какой-то драный полиэтиленовый пакет, чтобы не оставить на нем свои пальцы (лишняя осторожность еще никому не мешала), сунул пакет за пазуху, старательно протер дверные ручки и ручку тележки и вышел в заднюю дверь.
И уже с порога услышал:
«Дорогие друзья, сегодня в нашей программе — лидер областной организации «Яблоко», доктор экономических наук Игорь Борисович Мазур. Обратите внимание на часы в студии. Семнадцать часов двадцать три минуты. Это означает, что мы в прямом эфире…»
Господи, вразуми.
Твой ли я воин?
Или Царя Тьмы?
III
«Обратите внимание на часы в студии. Семнадцать часов двадцать три минуты. Это означает, что мы в прямом эфире…»
Я взглянул на свою «сейку». 23.30. Это означало, что передача идет в записи.
Повтор. Для тех, кому разные срочные дела помешали посмотреть передачу в прямом эфире, но кто непременно хочет ее увидеть.
Для таких, как я.
Срочных дел сегодня у меня было два. Первое: незаметно выбраться из телецентра, что я и сделал, воспользовавшись очень грамотно выбранным Матвеем маршрутом отхода. Это заняло у меня ровно шесть минут. Еще минуты четыре ушло на то, чтобы завалить лестницу разной тарой от видео- и радиотехники.
Второе дело оказалось гораздо более затяжным: нужно было привести в порядок «пассат». Не хотелось ездить по городу с ободранной и примятой при знакомстве с «понтиаком» левой бочиной и особенно с дырками в стеклах. Не лето. И не только в стеклах. При ближайшем рассмотрении и в Левой задней дверце обнаружилась дырка.
Все это не простудой от сквознячка грозило, а очень неприятными вопросами, которые мог задать мне любой гаишник. Как раз такими, какие выразились на лице менеджера техцентра по ремонту иномарок, к подъездной площадке которого я подогнал тачку в робкой надежде, что световая реклама «Для вас открыто всегда» соответствует истине.
Соответствовала, блин. На площадку вышел вызванный охранником менеджер, здоровенный слесарюга в синем фирменном комбинезоне и кепке с длинным козырьком, задумчиво обошел «пассат», сунул палец в дырку на заднем стекле, потом в дырку на дверце и посмотрел на меня, как бы говоря: «Мы не имеем права принимать такие машины в ремонт без справки из милиции, так как не вызывает сомнения, что автомобиль побывал под легким автоматным огнем».
В ответ я только развел руками, как бы отвечая:
«Понятия не имею, о чем это вы говорите».
После чего извлек зеленую бумажку с портретом Бенджамина Франклина и показал ему, как бы говоря: «Не кажется ли вам, что эти пробоины сделаны не автоматным огнем, а всего лишь охотничьим оружием во время случайных выстрелов? Сами знаете, как это бывает. Поехали на охоту, слегка это самое, то да се, а?»
Он с сомнением покачал головой, как бы отвечая: «Я готов согласиться, что это не автоматные пробоины, а пистолетные. Что же до вашей версии об охотничьем оружии, то она не кажется мне убедительной, так как сезон охоты на водоплавающую дичь уже закончился, а охота на диких копытных животных еще не разрешена».