Министр иностранных дел все списывал на общественное мнение, которое было враждебно настроено по отношению к Франции. «И[ден] стал возражать: британское общественное мнение делает разницу между открытым нападением Италии на чужую территорию и вступлением германских войск в германскую же область. Конечно, нарушение Германией Версальского и Локарнских договоров заслуживает осуждения, но все-таки оба акта нельзя ставить на одну доску. А ведь общественное мнение в Англии — решающая сила. По нему приходится равняться правительству». Такое ощущение, что Иден собирался защищать Германию. Убедить Майского не удалось. Британское правительство должно само управлять общественным мнением, а не следовать за ним. Именно этим должен заниматься новостной отдел. Майский не хотел никого критиковать, но Иден попросил честно сказать, что он думает. План Хора — Лаваля, по крайней мере, был политическим курсом, да, не самым прекрасным, но это был именно курс. Это могло бы стать решением военного вопроса, хоть и не самым хорошим. Кроме того, британское правительство говорило, что оно будет придерживаться политики Лиги, но этого не произошло. Вместо этого оно вело себя неуверенно и колебалось. «И вот результат, — сказал Майский. — Англия провалилась между двух стульев, а Лига Наций поставлена под удар. Прошу извинения, но я совершенно не понимаю, чего хочет Ваша страна».
Иден защищал британскую политику. Он сказал: «…мы сделали все, что смогли. Мы действовали в интересах коллективной безопасности». Иден во многом винил Францию, и в особенности Лаваля, так что в Великобритании сейчас были сильны антифранцузские настроения. Однако Иден боролся с этими настроениями и старался предотвратить появление разрыва между французской и британской политикой. Майский не был убежден и считал объяснения Идена неудовлетворительными. «Мне часто казалось, что по существу он согласен со мной и возражает лишь главным образом по долгу службы». Майский начал защищать Францию, хотя это не было его обязанностью. «Франция боится Германии, она ищет себе помощи — со стороны Лиги Наций, со стороны отдельных великих и малых держав. В течение всего послевоенного периода Франция добивается от Великобритании твердых обязательств помощи на случай германской агрессии и никак не может этого получить. Всякий раз, как Париж ставит Лондону вопрос, может ли он рассчитывать на безусловную поддержку, Лондон неизменно отвечает “Да, но…” И дальше начинаются различные оговорки и резервы. Надо ли удивляться при таких обстоятельствах, что Франция стала искать себе друзей и в других частях Европы?»