Результаты удивили. Второе сканирование показало значительное увеличение плотности серого вещества, найденное совсем не в той зоне, в какой ожидали увидеть исследователи. Вместо того чтобы развиться в области, связанной с моторикой, изменения произошли в зоне V7, связанной с наблюдением за движением. Но и это открытие имело смысл для ученых, так как жонглер должен предвидеть, куда переместится шарик после того, как покинет руку.
Третья томография, сделанная после трех месяцев без жонглирования, показала уменьшение количества серого вещества. Команда Драгански посчитала это доказательством гибкости мозга. Нарастание и убывание серого вещества указывало на то, как эффективно мозг избавляется от ненужных нейронов, сохраняя тем самым место для освоения новых задач.
«Приобретение любого нового навыка становится испытанием для вашего мозга», — утверждает доктор Арне Мэй, член команды Драгански{5}. Любого рода импровизация, вроде техники ведения художественного дневника, воспринимается как свежая задача, ведь мозгу приходится искать новые решения и создавать связи между идеями.
2. Образ мышления: «Я» для импровизации
Некоторые думают, что, импровизируя, можно делать что угодно. Но отсутствие продуманного плана не означает, что действие совершается произвольно. У импровизации есть свои правила… Когда мы полностью верны себе, мы следуем сложному замыслу. Это свобода, которая лежит по другую сторону от «что угодно».
Ни для только что выдуманных песенок, ни для танцевальных экспромтов дома нам не нужен был план. В четыре года мы вообще ни о чем не задумывались. Слова и жесты лились из нас сами. Я постоянно наблюдаю в своей студии за детьми. Вот две девочки четырех лет рисуют бок о бок. Идет такой разговор:
Первая девочка: Это большая грязная река. (Показывает на множество синих линий, пересекающих лист.)
Вторая девочка: У меня тоже грязная река. (Неистово размахивает кистью с коричневой краской.)
Первая девочка: В реке — гигантский краб. Нужно быть осторожнее!
Вторая девочка: Я собираюсь сделать мост, чтобы перебраться через грязную реку.
Первая девочка: Я тоже! (Когда она, рисуя мост, делает последние штрихи, появляется новая опасность.)
Первая девочка: А что если ты идешь по мосту, а он рушится? Ты упадешь в воду.
Вторая девочка: И тогда гигантский краб съест тебя!
Некоторое время девочки рисуют в тишине, обдумывая новое обстоятельство. Появляются линии, идущие от реки, а затем…
Первая девочка: Но если ты каждый день идешь по Пути радости, то можешь снять заклятие.
Вторая девочка: Или навсегда останешься в животе у краба!
Каждую пятницу девочки рисовали новую версию истории о большой грязной реке, живя между банками с краской и бумагой. Родители не знали, откуда взялся этот сюжет. Его не было в детских книжках с картинками, ничего похожего не встречалось во время семейных поездок. Это было чистое воображение. Рисуя, девочки постоянно разговаривали, с волнением обмениваясь идеями, придумывая историю вместе, добавляя детали, меняя что-то, изобретая. Когда я наблюдала за ними, то видела саму суть того, во что верила и чему стала учить. Девочки без всяких указаний разыгрывали естественный процесс импровизации.
Со временем эта природная спонтанность теряется. Повзрослев, мы становимся осмотрительными и перепроверяем себя, думая о возможных последствиях. Дело не в том, что мы забываем, как играть. Просто мы думаем, что и гры — для выходных, а не для повседневности. Мы забываем, как это — включать воображение. Нас отучили от этого.