А время было крайне опасным. В Новгороде возникла западническая партия, желавшая подчиниться «крулю лядскому» и остаться членом Ганзы, Смоленск – щит России – переходил из рук в руки; Крым менял ориентацию с польской на турецкую. Враги чингисидов – ногайцы, вырезавшие в 1480 г. население Сарая, боролись с русскими за Сибирь. Орда в XV – XVI вв. не представляла единого целого, но выиграли те татары, которые вошли в состав России.
Военная традиция Чингисхана, бывшая до XV в. наиболее совершенной от Атлантики и до Тихого океана, перенятая Москвой, обеспечила независимость России. Монголы принимали к себе на службу любых смелых и верных воинов.
Также поступали в XIV – XV вв. на Москве, благодаря чему переманили к себе много православных литовцев, большую часть языческой мордвы и монголов-несториан. Этими людьми (мы назвали бы их пассионариями) в значительной мере была укомплектована армия, одержавшая победы на Куликовом поле, на Шелони и под Смоленском. Это войско и можно считать военным «наследием Чингисхана».
Исторические тезисы требуют наглядных примеров, иначе они неубедительны. В XV в. Великое княжество Московское было зажато тремя крупными противниками: государством Тимуридов, которые могли добраться до Волги по пути страшного деда; османским султанатом, уже подчинившим Балканский полуостров, и романо-германской общностью, продолжавшей «натиск на Восток», авангардом которого являлось Польско-Литовское королевство, втянувшее в коалицию Новгород, заимствовавший на Западе тяжелое вооружение рыцарей, считавшееся в XV в. наиболее совершенным.
Москва могла рассчитывать только на свои силы, но в 1456 г. у нее возник конфликт с Новгородом, и московиты под командованием кн. Оболенского-Стрыги и Федора Басенка разграбили Старую Руссу. Обрадованные победители повезли добычу домой на санях, но были настигнуты пятью тысячами новгородских латников. Москвичи испугались не столько новгородцев, сколько своего князя и приняли бой: 200 стрелков против 5000 латников. Владея длинными луками и привычные к верховой езде, москвичи стреляли по крупам коней, которые стали сбивать всадников. Те падали с коней в сугробы и не могли подняться из-за тяжелой брони, как все западные рыцари.
Пленных было мало, потому что «некому было брать их». Новгород капитулировал и заплатил контрибуцию [239, кн. II, с.425].
Этот эпизод, сам по себе незначительный, показывает, каким образом Россия XIV – XVII вв. устояла в войне с Польшей и Швецией, обладавшими регулярными армиями и артиллерией, хотя последняя была и в Москве.
Действительно, Петром была усовершенствована и взлелеяна регулярная армия, одержавшая победу над шведами под Полтавой. Но война с Турцией была проиграна, персидский поход принес завоевания на южном берегу Каспия, удержать которые оказалось невозможно, а столкновения с Хивой и Джунгарским ханством кончились поражениями. Швеция же была принуждена к Ништадтскому миру не гренадерами и драгунами армии европейского образца, а «низовыми» войсками: казаками, башкирами и татарами, которые переходили по льду Ботнический залив и предавали огню и грабежу окрестности Стокгольма. Степные навыки войны оправдали себя и здесь.
В последний же раз луки были применены в битве народов в 1813 г. у Лейпцига. Этот воинский дух был наследием долгого контакта русских с народами Сибири и Великой степи, в котором было гораздо больше дружбы, чем вражды. Этот контакт не был еще известен в 1920-е годы, когда кн. Н.С. Трубецкой создавал свою концепцию. Его интуиция оказалась грандиознее его эрудиции.
При проверке его выводов и аргументов выясняется, что новые материалы, неизвестные Н.С. Трубецкому, говорят в пользу его общей концепции. И не вина автора, что он их не использовал: таков был уровень науки начала XX в.
Любой привычный (т.е. обывательский) тезис нуждается в пересмотре. Ради этого и существует наука. Оценка Петра I – преобразователя, произведенная Н.С. Трубецким, позволяет интерпретировать ход событий на широком историческом фоне.
Кн. Н.С. Трубецкой правильно отмечает, что перед Московской государственностью стояла важная задача: оборона против Запада. Половина Древней Руси в начале XVII в. была оккупирована Польшей. В начале этого века, в Смутное время, был момент, когда в Москве стоял польский гарнизон, и независимость России была под угрозой. Московскому государству угрожала судьба восточной Монголии, захваченной Китаем, и Средней Азии, ставшей добычей Тимура.
В XVII в. в Западной Европе настала эпоха технического прогресса. Для того чтобы устоять против активизации агрессии Польши и Швеции, русским понадобилось обновление военной техники, и роль преобразователя принял царь Петр. Однако кн. Н.С. Трубецкой полагает, что «задача была выполнена именно так, как нельзя было ее выполнить... военная мощь была куплена ценой полного культурного и духовного порабощения России Европой», и перечисляет ряд крайне болезненных и вредных нововведений, как то: упразднение патриаршества, различные кощунства, изменение придворной одежды и этикета – «ассамблеи», приглашение на высшие посты иностранцев, Это дает Н.С. Трубецкому основание назвать новый период истории России «периодом антинациональной монархии». Европеизацию князь Н.С. Трубецкой считает причиной разрушения национального единства, розни между классами, сословиями, поколениями... короче говоря, итогом стала «изуродованная Россия». Кн. Н.С.Трубецкой формулирует свои мысли и оценки предельно четко. Он считает, что «за Петром могли пойти только не русские, приглашенные им на службу иностранцы, либо русские оппортунисты, беспринципные карьеристы, гонящиеся... за наживой...». Знаменитые «птенцы гнезда Петрова» были большей частью отъявленными мошенниками и проходимцами... То обстоятельство, что, как с грустью отмечают русские историки, у «Петра не нашлось достойных преемников, было вовсе не случайно: действительно – достойные русские люди и не могли примкнуть к Петру». Кн. Н.С. Трубецкой не противник заимствования европейской техники, но осуждает эксцессы, без которых можно было достичь больших результатов при меньших затратах. Наихудшим последствием петровских реформ он считает их необратимость.
Сначала Петр окружил себя иностранцами и русскими подхалимами, рассматривавшими русский народ как податную массу. Этот подход к собственной стране практиковался наследниками Петра до 1741 г., предельным воплощением его стала «бироновщина». Екатерина II действовала более тонко: она ударила по русской культуре секуляризацией 80% монастырей, бывших хранилищами летописей и древних икон. Введенные ею закрытые учебные заведения превращали самых способных русских во второстепенных европейцев. При этом подразумевалось забвение традиций, а немца из русского сделать было невозможно.
В XIX в. самая пассионарная часть русских воинов полегла в войнах с Наполеоном. Война была выиграна в значительной мере за счет монгольских традиций (партизанской войны), но восстановить генофонд и культурный фонд не удалось; впрочем, к этому даже не стремились.
Истребление евразийских традиций теперь продолжалось под лозунгом «русификации». С местными традициями и оригинальными мировоззрениями была проделана та же инволюция, что и с православием. Зато появились европейские философско-социальные концепции.
Так возникла безотчетная вера в технический прогресс, который якобы осчастливит человечество, учение о борьбе за существование и агностицизм Огюста Конта. О несостоятельности первой концепции не стоит даже говорить. Вторая заменена обратным тезисом конвергенции биоценоза (видообразование нашло себе объяснение в процессе мутогенеза). Третья концепция – идея об ограниченности человеческого познания, заявленная Контом как невозможность познать химический состав звезд, – была опровергнута... спустя год открытием спектрального анализа. Стоило ли ради подобных заимствований уничтожать монастырские библиотеки и шедевры иконописи, что проводилось со времен Екатерины.
Все вышеизложенное дает Н.С. Трубецкому бесспорное основание назвать Российскую империю с восторжествовавшим в ней западничеством «антинациональной монархией».