Тот уже вез на тележке сорокафунтовый мешок с сухим кормом для собак, а Мэг доставала кредитную карточку, как вдруг услышала голос позади себя:
— Эта девица окрутит парня в два счета и привяжет к себе! Боб Уиллет был мужик не промах, а вот сыну его надо держать ухо востро.
Мэг застыла на несколько секунд, не в силах пошевелиться, и все же трясущимися руками протянула Майку кредитную карточку. Она пропустит эти злые слова мимо ушей, сделает вид, что не слышит… Привыкла, вообще-то, к такому, хоть в Лос-Анджелесе это не проявлялось в столь открытой форме. Ну, а здесь, в Блу-Спрюс, это случалось частенько.
— Марта, остынь! — раздался усталый мужской голос.
Джейк Будайн — Мэг узнала его: очень хороший, порядочный человек. Но вот не повезло ему, женился на этой своенравной, злобной особе. Вторая Пола, только еще и сварливая вдобавок.
— Но это же правда! — не унималась она. — Спросите кого хотите! Приехала, словно она королева. Окрутит самого лучшего парня, а потом ищи-свищи! Уедет, разобьет сердце бедняжке! Она и раньше так делала.
— Марта, прошу тебя…
Мэг забрала у Майка кредитную карточку, попросила его донести мешок с кормом до машины, и пошла к выходу.
— Такая же, как мамочка! Правильно говорят — яблоко от яблони недалеко падает!
Слезы затуманили ей глаза. Мэг пыталась успокоить себя: Марта Будайн несчастная женщина, вот и все; выливает свою злобу на первого встречного, а тут, к несчастью, новенькая оказалась рядом.
— Не обращай на нее внимания, Мэг! — Майк проводил Мэг до машины и уложил мешок с кормом на заднее сиденье. — Она со всеми так. Больше всего бедному Джейку достается.
— Спасибо, Майк.
Она завела машину и стала выруливать на шоссе, ведущее к ранчо Дэниела, вытирая на ходу слезы.
Бетти Бикман не выдержала:
— Марта! Ты — жалкая старая дура!
— Что-о?!
— А то-о! Каждый, у кого есть глаза, знает, что эти двое влюблены друг в друга со школьных лет! Какого же черта ты… какое тебе дело? Зачем гадости говоришь?!
— Она ему не пара!
— Прекрасная пара! Самая подходящая пара! А ты… вымой свой поганый рот мылом и больше не говори таких вещей!
— Ее мать…
— Ее мать не имеет к ней никакого отношения! Не знаю, что у тебя там было с Антонией Прескотт, но если еще раз услышу, что ты плохо говоришь о Мэг, — смотри!
— Джейк! — взвизгнула Марта. — Почему ты позволяешь так со мной разговаривать?
Джейк улыбнулся, пожал плечами.
— Но это правда. Не надо путать девушку с ее матерью — она совсем другая.
Марта фыркнула и как ураган вылетела из магазина. Джейк спокойно расплатился и направился к своему пикапу. Бетти в это время пошла к телефону-автомату в углу. И, набирая номер Дэниела, думала: иногда любви нужен не только букет цветов, а еще и поддержка, рука помощи.
Мэг тихо вошла в дом и поставила два больших полиэтиленовых пакета с продуктами на барную стойку. Дэниел, — он сидел у камина, — заслышав шаги, бросился встречать Мэг.
— Мэг! Ну как, вкусный ужин будет?
— Замечательный! — с напряжением в голосе ответила она.
Он уже знал причину: когда он кормил собак, позвонила Бетти, рассказала о сцене в магазине.
Марта Будайн стервозная баба, и все! Но Мэг, ясно, вернулась в расстроенных чувствах.
— Случилось что-нибудь, дорогая?
— Нет, — ответила она, глядя ему в глаза и натянуто улыбаясь. — А у тебя?
Он отступил на шаг, чтобы получше ее разглядеть.
— У меня все в порядке. Хорошая сеточка для попкорна, — заметил он, наблюдая, как она выкладывает все из сумок.
— Я подумала, что мы могли бы посмотреть сегодня фильм. Взяла напрокат одну кассету. Ты не против?
— Нет, конечно. — Он будто шел по минному полю. — Я вытащил суп из холодильника на ужин. Как, пойдет? Или ты что-нибудь другое хочешь? Можно разморозить пару бифштексов.
— Суп — годится. — Мэг вышла на крыльцо. Дэниел понял, что на душе у нее тяжело и она пока не находит сил с собой справиться.
Никогда ты здесь не приживешься. Люди не забудут… думала Мэг. Такое у нее настроение было, когда распрощалась со Сьюзи… Этот инцидент в магазине, как дубиной по голове; обидно… Говорить об этом Дэниелу? Неужели все в городе так же думают? Сын Боба Уиллета здесь, в Блу-Спрюс, — высший слой общества. А она — выскочка, да еще мать у нее — Антония Прескотт…
Мэг медленно шла мимо крыльца, глядя в сторону гор. Темнеет; интересно наблюдать игру света над огромными утесами. Какая могучая, дивная природа… Как всегда при виде этой величественной красоты, она немного успокоилась. Уже не в первый раз по приезде сюда возникает затруднительная ситуация. Люди в городе будут, наверно, удивлены, когда узнают ее и поймут, что между ней и ее матерью нет почти ничего общего. Ее мать… То, что Мэг хотела забыть, о чем поклялась себе не думать, опять предстало перед ней во всей неприглядности.
Вскоре после выхода в свет первого романа Мэг полетела в Нью-Йорк, чтобы встретиться с редактором и обсудить перспективы своей карьеры, как начинающего писателя. Заодно она рассчитывала повидаться с матерью — давно не разговаривала с ней по телефону. Не надеясь получить от нее приглашение, решила, набравшись нахальства, сама заглянуть. Не очень вежливо, конечно…
Антония жила в Ист-Энде. Мэг позвонила, вышел привратник. Она объяснила, кто она и к кому, и привратник, сообщив Антонии о гостье и получив ответ, наконец, пропустил ее. В просторном, шикарном лифте Мэг поднялась на двадцать седьмой этаж. Антония уже стояла, ожидая ее, в дверях своей огромной, богато обставленной квартиры. Выглядела она отлично: эффектно одета; как всегда, дорогая, тщательная косметика; со вкусом подобранные украшения. Неожиданным приездом дочери была явно недовольна. Долго, молча разглядывала Мэг, потом все же пригласила войти.
Сейчас Мэг могла припомнить лишь обрывки разговора — короткого, сухого. Мать не предложила ей даже кока-колы, не говоря уже о том, чтобы сесть поудобнее. Ни намека на то, чтобы Мэг осталась хотя бы на несколько дней. Из просторного фойе прошли сразу в гостиную, с окнами на Сентрал-парк. Старинная мебель; дорогие антикварные вазы; драгоценные безделушки; тонкой работы книжные полки; маленькие грациозные столики; широкая каменная полка над огромным камином. И масса фотографий в изящных серебряных рамках. Вот Мартин, муж Антонии, — солидный господин с густыми седыми волосами и пронизывающими синими глазами; знакомые, друзья — на фоне красивых пейзажей. Напрасно Мэг искала глазами свою фотографию — любую, в любом возрасте: ее не было. И вдруг она догадалась…
— Ты не… твой муж не знает обо мне! — с утвердительной, а не с вопросительной интонацией произнесла она.
Антония и бровью не повела, ответила бесстрастно:
— Нет, не знает.
Мэг потом, сколько ни старалась, не могла вспомнить, как вышла из квартиры, попрощалась или нет и какие слова они еще говорили — она и Антония. Помнит только, как вскочила в лифт, как замелькали цифры на табло — номера этажей… Прошмыгнула мимо привратника, не ответив на его доброжелательное приветствие. Пробежав полквартала, поймала такси, что в Нью-Йорке почти невозможно. «Не сказала ему обо мне — боялась потерять кормушку!»…
— Куда? — спросил водитель.
— Все равно. Подальше отсюда.
Минут через двадцать, увидев впереди кафетерий, вышла на слякотный, покрытый тающим снегом асфальт, ощутила влажное, туманное тепло кафетерия…
Хозяйка, пожилая женщина, посмотрев на нее и, видимо, поняв ее состояние, молча, быстро проводила в угловую кабинку.
— Чаю! — попросила Мэг тихим, надломленным голосом, прокашлялась и, стараясь выглядеть невозмутимой, добавила: — Сначала чаю.
Посетителей всего несколько человек. Сидя в этой обтянутой виниловой пленкой кабинке и глядя на улицу, где опять сыпал снег, она поняла, что, возможно, это была ее последняя встреча с матерью. Звонить ей она больше не будет.
Дэниел вышел на крыльцо, и у него сжалось сердце, когда он увидел ее: Мэг словно угасла. Последние лучи солнца вот-вот исчезнут за горами. Он-то думал постоять рядом с ней, полюбоваться закатом… Нет, ей, видно, не до того, пусть побудет наедине с собой…