Хазби вдруг показалось, что он знал ее когда-то очень давно, знал всю ее, но потерял, а теперь встретил снова, и она стала ближе, понятней. Рука его сжала ее руку, а ноги переступали в такт музыке. Он чуть прижал ее к себе, уверенный, что она ответит, но она отстранилась, выгнулась назад, запрокинув голову, как звездочки блеснули ее глаза.
— Не балуй, — сказала она. — Отпусти, чего давишь?
Он смутился. Разочарованный, втайне обиженный, отпустил ее, молча, равнодушно уже дотанцевал до конца и отошел, решив не подходить к ней больше. А она уже смеялась с кем-то другим, радостно, неудержимо.
Он ушел за клуб в рощицу, стал курить там, облокотясь на тонкую ольху. Слышна была гармошка, голоса, смех, чавкала под ногами танцующих грязь. Ничто не изменилось оттого, что он ушел, подумалось Хазби, и ничто не изменится, когда он завтра уедет. Все останется как было, все забудется.
И, выругав себя дураком, он вернулся к танцующим. Но обида не прошла, и он, стараясь не видеть Олю, подошел к высокой стройной девушке с совсем еще детским лицом. И стал танцевать с нею. Она, склонив улыбающееся лицо к его плечу, тихонько сжала его пальцы.
— Оля красивая, — говорила она с детской завистью. — На нее все смотрят… И Васька уже сколько сохнет по ней…
А он, поймав быстрый Олин взгляд, не слышал ее. Смотрел на Олю, на парня в галифе, с которым она танцевала, прислушивался к их словам. Вдруг вспомнилось ему, что завтра он уедет и никогда больше не увидит ее, не услышит ее голоса. Хазби показалась глупой его обида, он подумал, что не все так уж плохо. И, когда снова заиграла гармошка, подошел к Оле, взял ее за руку.
— А чего ж ты с Нюркой не танцуешь? — спросила она, отняв руку. — Иди, танцуй, ждет она.
— Я с тобой буду танцевать, — сказал он и снова взял ее за руку.
— Чужими объедками не пользуюсь, — усмехнулась она. — Ты за руку меня не тяни. Сказала не пойду, так не пойду.
Сбоку подскочил Васька, взъерошенный, злой. Со всех сторон к ним подтягивались парни. Подходили, молча, враждебно стояли поодаль.
— Чего он пристал? — спросил Васька Олю.
— А тебе-то что? — ответила она. — Чего стали здесь? Без вас обойдусь, — сказала она париям, и те стали расходиться. А Петька играл и играл на своей гармошке.
— Отстрянь от девки, — сказал подошедший Кузьма. — Пора уже. Завтра рано вставать.
Хазби плюнул с досады и отошел…
Они шли к машинам через темное поле. Что-то верещало тихонько в картофельной ботве. Луна ушла в облака, ночь черная, кромешная растеклась над миром.
— Здорово у тебя с девками получается, — сказал Кузьма. — Как в одной книге — пришел, увидел, победил… А мне какая ни понравится, все выше меня. Терпеть не могу маленьких.
Они шли по узкой, заросшей осокой тропинке. В спины дул им холодный, уже осенний ветер. Доносил до них Олину негромкую песню:
Рано утром его растолкал Кузьма. Хазби встал, невыспавшийся, продрогший, злой после вчерашнего, с отвращением плескал водой из болотца в лицо, а думал все об Оле.
— Давай, давай! — кричал ему Кузьма. — Надо выбираться отсюда поскорее! Смотри, какие тучи находят, как бы снова дождь не пошел.
Первой на бугор поднимали машину Кузьмы. Дорога не просохла еще, встречались лужицы в колеях. Хазби шел следом за машиной и, когда она буксовала, подкладывал под колеса длинную толстую доску. А иногда толкал, упершись в борт руками. Кузьма отчаянно газовал, из-под колес веером взлетали комья земли и грязные жирные брызги. Все это летело в лицо Хазби, и он жалел, что умылся.
Потом Хазби сидел за рулем, а Кузьма шел следом с доской. Когда поднялись на бугор, Кузьма показал свою ладонь с вонзившейся в нее грязной щепкой.
— Не везет мне на левую руку, — пожаловался он, зубами вытаскивая занозу. — То молотком ее зашибу, то прищемлю чем-нибудь — все она страдает.
А тучи шли и шли в сером небе, хмурились, густели, готовясь излиться дождем, роняли тяжелые капли.
Через час они выехали на шоссе. Машины резво бежали одна за другой по влажному асфальту. Кузьма впереди, Хазби за ним. У развилки, возле большого села, Кузьма остановил машину. Хазби подошел к нему. Стал накрапывать дождь.
— Ну, бывай, — сказал Кузьма. — Я, вроде, приехал… Бывай, может и свидимся когда.
— Бывай, — повторил за ним Хазби. Ему казалось странным, что Кузьма уйдет навсегда из его жизни, как ушел вчерашний день. Как будто и не было ничего.