– Кать, сколько этот салат стоит? – спросят её в столовой.
– И не спрашивай! – быстро отвечает она под общий хохот.
Народ продолжает ходить на работу, за что власть, чуть ли не открыто, начинает называть его тупой сволочью. Новые хозяева жизни вопят:
– Ну, чё вы ходите, если вам не платят?! Если вам чего не нравится, так иуя… вайте отселева!.. Нет, вот ходят и ходят на работу, как бараны какие, ей-богу! Рабская нация… Перестрелять их всех, что ли, а? Поставить вот так роту автоматчиков у ворот и палить по этому быдлу.
Тактика такая: сначала руководство делает смурную харю: «Убирайтесь ВСЕ вон! Да вы нас благодарить должны, что мы САМИ вас не выгнали!». Но потом, сменив гнев на милость, разрешает… ещё немного поработать. Разумеется, бесплатно. «Да какое там платно может быть, если эти рабы и так нам должны руки целовать, что МЫ их тут ещё держим?!».
Им невдомёк, что у людей просто есть совесть: надо работать, надо сделать всё, чтобы предприятие продолжало жить. Но «хозяевам» это совершенно не нужно, это им даже мешает, поэтому честный и исполнительный работник объявлен полудурком, а лодырь и хапуга – примером для подражания. Более того, они нам говорят прямо в лицо, что только «неизбывное рабское желание, хоть что-нибудь стибрить у государства, побуждает нас не пропускать ни одного рабочего дня»! Они, которые у государства «стибрили» само государство, обвиняли нас, что кто-то упёр из цеха пару лампочек! Хотя, очень может быть, что их спёрли как раз они сами.
«Хозяева» эти теперь частенько к нам в гости таскаются из своих шикарных кабинетов. С их подачи то и дело наезжают всевозможные, и какие-то совершенно идиотские, инспекции, дебильные проверки, плановые и даже внеплановые осмотры. Мотают нервы рабочему люду проверкой знаний каких-то износов стали. При этом каждая крыса в бездонных подвалах Завода знает: даже если эта сталь износится до дыр, то её нечем менять, так как к власти пришли откровенные сволочи, решившие разорить дотла всё, что им ни подвернётся. И где-то сталь именно до дыр изнашивалась, но, как ни странно, продолжала эксплуатироваться, словно становилась русской по национальности: такой же упёртой и упрямой, дотягивающей до самого последнего вздоха.
Завод лихорадочно продолжал производить какие-то плашки, как клетки организма, находящегося в состоянии клинической смерти, переходящей уже в биологическую. Но клетки ещё живут, молекулы ещё продолжают вращать своими атомами, внутри которых тоже кипит работа. Все уже знают, что организм умер, что ему это уже ничего не нужно, но… Планеты нашей Галактики тоже продолжают вращаться вокруг Солнца, хотя кому это там нужно?
И вот Завод остановлен окончательно. Исчез ни с чем несравнимый запах Завода: пряный аромат стальной окалины, кислый вкус медных накладок. Пропали металлический шорох стружки после обточки и гул высокого напряжения. Отловили последних штрейкбрехеров, кого-то даже отметелили, образумили примкнуть к большинству. Кто-то так и не примкнул, но на работу тоже не ходит – некоторые даже дома сидят, а то бастующие коллеги ещё убьют, чего доброго: прецеденты были. Уже никто не шутит на эту тему.
Прискакал кто-то из Управы, из самого «генералитета» вчерашней советской, тяжёлой промышленности, и начал вещать: «Мы сдюжим, мы вытерпим, мы и не такое, панимашь, осиливали, когда враг стоял под воротами города!». Но противопоставление «мы – они» в схему «мы – мы» так и не переходит. Все начинают понимать, что никакие «они» не мы, и никогда они нами и с нами не будут.
– ВАША храбрость, ВАША бодрость и решительность принесут НАМ победу!
Ну, вот это уже ближе к истине.
Все они – вчерашние члены КПСС, главари каких-нибудь горкомов ВЛКСМ или ВЦСПС, – то есть, преимущественно вся та шушера, которая и в учёбе, и в работе не столько училась и работала, сколько продвигалась «по общественной линии». Балаболки, каких поискать! Не на каждой лавке у подъезда таких найдёшь: могут болтать часами, в буквальном смысле ни о чём. Иногда такое мелют, что я невольно достаю блокнотик и начинаю записывать. Некоторым ораторам это страсть как нравится, и они начинают даже для усиления сказанного грозить пальцем в сторону блокнота. Хотя иные пугаются, закрываются портфелем: «Вы меня рисуете, чё ли?!». Ага, чё ли! Нужен ты мне. Для стенгазеты.