— Конечно, Ирина, — вновь расплылся "вождь краснокожих" в улыбке, — на работе, естественно, я буду обращаться официально, а так…
— Только профессор Холодова, — я нарисовала на лице просто зверское выражение. А если вспомнить, что этот гад вчера хотел со мной сделать, так еще и оскалиться в улыбке не лишним будет.
Декан все понял моментально. Вся любезность с его лица слетела и растаяла, как дымка поутру. Теперь на меня серьезными глазами смотрел еще молодой очень привлекательный мужчина. Приподняв подбородок, он смерил меня таким взглядом, что в пору было закопаться где-нибудь под деревом.
Видела я уже такое выражение у мамочки моего бывшего жениха Алешеньки. Его родительница считала себя потомком дворян и вела себя с людьми соответственно.
— Дайте-ка, я угадаю, — не выдержала я, — аристократ!
Хаул странно хохотнул.
— А в вашем мире не принято выказывать уважение аристократии? — надменно произнес ДолСоу.
— Ну, за весь мир не скажу, а в моей стране нет, — мило улыбнувшись, процедила я почти дружелюбно.
— Почему же? — о да, я ждала этот вопрос.
— Потому что у нас почти не осталось аристократов, декан ДолСоу. Половину наши власти расстреляли лет сто назад, а вторая половина в эмиграцию сбежала, — чуть сгустив краски, выдала я. — Так что не стоит вам так себя вести, декан. Достаточно было бы просто извиниться!
ДолСоу перекосило.
— Я не собираюсь перед кем-либо извиняться за свои действия, и поверьте, если бы у меня на пути не встал ДартФао, я бы вас уничтожил. И это было бы правильно, — я открыла было рот возразить, но перед моим лицом появился указательный палец этого аристократишки. — Но сейчас ситуация изменилась, Ирина, так что вспомните о своем воспитании и прекратите дерзить, как деревенщина. Если с ДартФао такое общение пройдет, то с вашими теперь уже коллегами нет. У нас тут никто никого не расстреливал, чтобы это слово ни значило, и в эмиграцию никто не бежал. Вспомните, что вы профессор, а не торговка уличная и начинайте вести себя соответственно.
Я опешила и как-то растерялась. А главное, возразить-то было нечем. Поставил он меня на место. Стиснув зубы, я дежурно улыбнулась, а в душе душила эту длинноволосую гадюку. Вот так начальничек!
— Я надеюсь, мы сработаемся, Ирина, — добил он меня.
— Конечно, декан ДолСоу, но для вас я профессор Холодова. Хотите уважительного к себе отношения — прекратите фамильярничать и пресекайте все попытки перейти к неформальному общению. Я Ирина для друзей, для близких, для любимых. Для вас только лишь Холодова!
На лице красивого аристократа заиграли желваки, настолько он был зол.
— Еще посмотрим, — процедил он.
— И смотреть тут не на что, — все-таки не удержалась и поддела я его. — Пойдем Хаул. Ректор наверняка уже ждет.
Развернувшись, я сама взяла студента под руку и потянула к ближайшей тропинке.
— Не туда, Ирина, — остановил меня довольный представлением храмовник, — в обратную сторону.
Улыбнувшись, я кивнула. А потом, позволив себя обнять за талию, пошла куда повели. В душе я кипела. Вот самовлюбленный петух, а. Посмотрит он. Женщин тут мало, что ли.
— Не реагируй так на декана, — тихо прошептал Хаул. — Не он первый, не он последний, кто считает себя выше и соизволит оказать милость, пригласив в свою постель. Ты правильно себя с ним вела. Ты иномирянка, пришлая, и вправе вести себя не так, как наши женщины. Пользуйся этим правилом, Ирина, вовсю. И поменьше демонстрируй насколько в самом деле умна. Пусть это будет твоим тайным оружием против надменности аристократов, коих тут большинство.
Я, молча, кивнула. Вот и первые сложности. Конечно, я имела четкие представления о субординации. О том, как следует вести разговоры с начальством, со студентами, да и деканом тоже. Но вот образ ДолСоу как-то выпадал из стандартов. На прежней работе наш декан был мужчиной с сединой в волосах, с толстыми очками и в застегнутой на все пуговицы неизменно белой рубашке. О том, чтобы назвать меня Ириной, или делать мне непристойные намеки… да и мысли возникнуть не могло.
А тут?!
Как валить на пол и под предлогом спасения, меня же тискать, так это, пожалуйста. А как возразили словом, так сразу режим аристократа включил. Ну, надо же, фифа какая!
— Ты так забавно сопишь от злости, — раздалось надо мной.
— Прости, задумалась, — спохватилась я.
— Жалеешь, что нагрубила ему? — Хаул приподнял левую бровь, и я вдруг поняла, что вижу эту особенность его мимики уже не первый раз за утро. И почему я сочла его непривлекательным? Да, не женственен, черты лица грубые, мужские. Но ведь это не портит, а даже наоборот — придает облику некую суровую брутальность. Заметя, как я пристально рассматриваю его, Хаул приподнял и вторую бровь.