— До города? — Марта испытующе посмотрела на меня и пожала плечами. — Часа полтора на повозке ехать. Через лес.
Девчонка принялась готовить для меня новый тюфяк, а я завел руку за спину и попытался нащупать рану на пояснице, но от той не осталось и следа. Даже рубца не смог нашарить, будто удар ножом всего лишь привиделся.
Закончив с тюфяком, знахарка сунула мне полотенце; я кое-как обтерся и вернулся на свое место уже без посторонней помощи, словно помывка неким чудесным образом придала сил. Даже кашель на время перестал беспокоить.
Закутавшись в одеяло, я почувствовал себя заново родившимся и, к немалому своему удивлению, ощутил голод. Марта принесла миску бульона, где на этот раз обнаружилось немного лапши и две половинки вареного яйца, а в завершение трапезы вручила мне кружку подслащенного медом травяного настоя.
За окном окончательно сгустились сумерки, в комнате стемнело, но ни лучин, ни свечей Марта зажигать не стала. Послышался шорох платья, мелькнуло в полутьме что-то белое, легонько плеснула в бадье вода.
Я не стал подглядывать и закрыл глаза. Хотелось спать, да и в любом случае было слишком темно…
На следующее утро разбудило пение. Негромкое и приятное, оно вырвало меня из дремоты, заставило встрепенуться, продрать глаза и оглядеться по сторонам.
Пела Марта. Она сидела у окна, напевала что-то негромко и штопала дыру на пропоротом ударом ножа плаще. Выстиранное и починенное белье, рубаха и штаны уже лежали рядом с тюфяком.
— Разбудила? — огорчилась девчонка, заметив мое движение.
— Вовсе нет, — уверил я ее.
Голос знахарки был весьма мелодичным, ее пение и в самом деле нисколько не мешало. Но Марта замолчала, лишь продолжила что-то едва слышно мурлыкать себе под нос.
Я натянул исподнее, затем уселся на тюфяке и выгнулся, разглядывая поясницу. Удар ножом не был наваждением: на коже белел шрам, очертаниями отдаленно напоминавший запятую. След смещался вниз и в сторону, как если бы я сам расширил рану, разворачиваясь к убийце. Именно к убийце! По всему выходило, что нож проткнул почку, ранение, вне всякого сомнения, было смертельным.
Святые небеса! Не наткнись на меня знахарка, давно отпели бы и закопали в мерзлую землю! Немудрено, что нападавший не стал тратить время на то, чтобы добить. Дело было сделано одним-единственным ударом. Но кто и за что?
И как умудрилась знахарка поставить меня на ноги? Никакие целебные травы не смогли бы заживить рану столь быстро. Три седмицы для подобного ранения не срок.
Я хотел было справиться о своем необъяснимом исцелении, но вновь начался приступ кашля. На этот раз — не сухого и рвущего болью легкие, а влажного, рот наполнился мокротой. И что делать? Не плевать же на пол?
Я начал перебирать одежду в поисках носового платка; Марта поняла мои затруднения и подсказала:
— У двери.
Прошлепав босыми ступнями по холодным доскам, я заглянул в небольшой закуток и обнаружил там наполненное свежим снегом ведро. Сплюнул в него мокроту, затем использовал по прямому назначению, помочившись. Поясницу со стороны проткнутой почки неприятно кольнуло, закружилась голова.
Я оперся на стену и немного постоял так, после вернулся на тюфяк. Прогулка в пару десятков шагов оставила без сил, но удивляться этому не стоило — отощал просто жутко. В нынешнем состоянии меня легко возьмут экспонатом в любой анатомический музей.
Рядом со сложенной аккуратной стопкой одеждой обнаружился подсумок с книгой о ментальном доминировании, туда же моя хозяйка убрала кошель. Я распустил тесемки и сказал:
— Сколько с меня за лечение?
Марта лишь фыркнула.
— Куда-то собрался, колдун?
Колдун? Ах да! Она же видела перстень…
Я кинул кошель на тюфяк, натянул через голову рубаху и сообщил:
— Пойду в город.
Девчонка скривила гримасу нарочитого удивления.
— Пешком? Не пройдешь и половины пути! Замерзнешь в лесу!
Я припомнил, какого труда стоило дойти до входной двери, и поморщился. Но отказаться от своей затеи и не подумал. И без того слишком много времени потеряно впустую.
— Никто не возьмется меня довезти? Я хорошо заплачу!
— Кто?! — фыркнула знахарка. — Здесь кругом только медведи да волки!
Я захлопал глазами в неприкрытом изумлении.
— Так это не хутор? Ты что же, живешь посреди леса совсем одна?
— А где еще жить ведьме, скажи на милость?
Ответ знахарки вверг меня в ступор. Ведьма? Она — ведьма?!
Зачесалась поясница, я непроизвольно потер то место, где была рана, и неуверенно улыбнулся.