— Но вы действительно, сэр, — сказал мой попутчик, подвигая стул (вернее сказать, чемодан), поближе к мистеру Кэмпбелу, — действительно и взаправду справились с двумя разбойниками?
— Да, сэр, — ответил Кэмпбел, — и, мне кажется, не такой это великий подвиг, чтобы о нем трубить.
— Честное слово, сэр, — ответил мой знакомый, — для меня было бы истинным удовольствием путешествовать в вашем обществе. Я держу путь на север, сэр.
Эта добровольная информация о намеченном им для себя маршруте, впервые, насколько я мог судить, данная моим попутчиком, не вызвала со стороны шотландца ответного доверия.
— Вряд ли мы сможем ехать вместе, — ответил он сухо. — Вы, сэр, едете, несомненно, верхом на хорошей лошади, а я сейчас путешествую пешком или же на горном шотландском пони, который не намного ускоряет мой путь.
Говоря это, он приказал подать ему счет за вино и, бросив на стол стоимость добавочной бутылки, которую потребовал сам, встал, как будто собираясь нас покинуть. Мой попутчик подбежал к нему и, взяв за пуговицу, отвел его в сторону, к одному из окон. Я невольно подслушал, как он упрашивал о чем-то шотландца, — судя по всему, он просил его сопутствовать ему в дороге, на что мистер Кэмпбел отвечал, очевидно, отказом.
— Я возьму на себя ваши путевые расходы, сэр, — сказал путешественник таким тоном, точно ждал, что этот аргумент опрокинет все возражения.
— Это совершенно невозможно, — ответил Кэмпбел с презрением в голосе, — у меня дело в Ротбери.
— Да я не очень спешу: я могу свернуть немного с дороги и не пожалею, ежели ради хорошего попутчика потеряю в пути лишний день.
— Говорят вам, сэр, — сказал Кэмпбел, — я не могу оказать вам услуги, о которой вы просите. Я еду, — добавил он, гордо выпрямившись, — по моим личным делам; и если вы последуете моему совету, сэр, вы не станете связываться в пути с чужим человеком или сообщать свой маршрут тому, кто вас о нем не спрашивает.
Тут он довольно бесцеремонно отвел пальцы собеседника от своей пуговицы и, подойдя ко мне, когда гости уже расходились, заметил:
— Ваш друг, сэр, слишком разговорчив, если принять во внимание данное ему поручение.
— Этот джентльмен, — возразил я, указывая глазами на путешественника, — вовсе мне не друг — случайное дорожное знакомство, не более; мне неизвестно ни имя его, ни род его занятий, и вы, по-видимому, завоевали у него больше доверия, чем я.
— Я только хотел сказать, — поспешил ответить мистер Кэмпбел, — что он, по-моему, слишком опрометчиво навязывается в спутники тем, кто не ищет этой чести.
— Джентльмен, — возразил я, — лучше знает свои дела, и мне совсем нежелательно высказывать о них свое суждение с какой бы то ни было точки зрения.
Мистер Кэмпбел воздержался от дальнейших замечаний и только пожелал мне счастливого пути. Надвигался вечер, и общество уже разошлось.
На другой день я расстался с моим боязливым попутчиком, так как свернул с большой северной дороги на запад, в направлении к замку Осбальдистон, где жил мой дядя. Не могу сказать, был ли он обрадован, или огорчен, что наши пути разошлись, — моя личность рисовалась ему в довольно сомнительном свете. Меня же его страхи давно перестали забавлять, и, сказать по правде, я был искренно рад избавиться от него.
Глава V
В груди забьется сердце, если нимфа
Прелестная, краса моей страны,
Пришпорит благородного коня
И он помчит ее по горным кручам
Иль унесет в широкие поля.
Я приближался к северу — к родному северу, как я называл его в мыслях, — преисполненный той восторженности, какую романтический и дикий пейзаж внушает любителям природы. Болтовня попутчика не докучала мне больше, и я мог наблюдать местность, выгодно отличавшуюся от той, где проходил до сих пор мой путь. Реки теперь больше заслуживали этого названия: явившись на смену сонным заводям, дремавшим среди камышей и ракит, они шумно катились под сенью естественных рощ; то они стремительно неслись под уклон, то струились, лениво журча, но всё же сохраняя живое движение, по маленьким уединенным долинам, которые, открываясь порою с дороги, казалось, приглашали путника заняться исследованием их тайников. В угрюмом величии высились предо мною Чивиотские горы.[43] Они, правда, не пленяли взора величественным многообразием скал и утесов, отличающим более высокие хребты, — но всё же, массивные и круглоголовые, одетые в красно-бурую мантию, горы эти своим диким и мощным видом действовали на воображение: нелюдимый и своеобразный край.