Остального, сказанного шёпотом, я не разобрал.
Судья ответил громко:
— Нет, любезный, нет; мы подождем вашего возвращения, — тут каких-нибудь четыре мили. Эй, дайте сюда бутылку, мистер Моррис. Не унывайте, мистер Осбальдистон. И вы, моя роза пустыни, — стаканчик легкого вина освежит румянец на ваших щеках.
Диана вздрогнула, очнувшись от задумчивости, в которую, казалось, была погружена, пока между нами шел этот спор.
— Нет, судья, боюсь, что румянец перейдет на другую часть лица, где вряд ли он послужит к украшению. Но я охотно выпью чего-нибудь прохладительного.
И, наполнив стакан водой, она торопливо сделала несколько глотков. Ее порывистые движения плохо вязались с напускной веселостью.
Мне, однако, было некогда наблюдать за ее поведением, так как я был слишком занят борьбою с новыми и новыми препятствиями к немедленному расследованию возведенного на меня позорного и наглого обвинения. Но судья не поддавался на уговоры разобрать дело до возвращения секретаря: отъезд Джобсона радовал его, по-видимому, как школьника праздник. Он упорно старался развеселить общество, хоть всем нам было не до веселья, — мы были озабочены, кто собственным своим делом, кто тревогой за другого.
— Полно, мистер Моррис, вас не первого ограбили и, верно, не последнего; и сколько теперь ни горюй, пропажу не вернешь. А вы, мистер Осбальдистон, тоже не первый сорванец, остановивший на дороге честного человека. В молодые дни был у меня друг-приятель, Джек Уинтерфилд, лучший в мире товарищ: скачки ли, петушиный ли бой — он тут как тут; нас, бывало, водой не разольешь. Подвиньте бутылку, мистер Моррис, всухую не поговоришь. Много чарок вина опрокинули мы с бедным Джеком, много ставили ставок на боевых петухов. Был он из хорошей семьи… острослов… умница; и честнейший был человек, даром что помер такой смертью! Выпьем в его память, джентльмены. Бедный Джек Уинтерфилд! А раз уж мы заговорили о нем и о таких вещах, — благо этот окаянный секретарь отправился рыскать по собственным нуждам и мы сидим уютно в своей теплой компании, — скажу вам, мистер Осбальдистон: послушайтесь моего совета и прекратите такие дела. Закон суров — очень суров; бедного Джека Уинтерфилда повесили в Йорке, невзирая на все его родственные связи и всяческие хлопоты, — и всего лишь за то, что он отобрал у одного толстого скотовода из западной стороны выручку за двух-трех быков. Вы уже видели, честный мистер Моррис испугался до смерти и всё такое. Довольно, чёрт возьми! Верните бедняге его чемодан и кончайте вашу шутку.
У Морриса сразу посветлели глаза, и он, запинаясь, начал уверять, что не жаждет ничьей крови, когда я пресек для него всякую надежду на полюбовную сделку, объявив, что я оскорблен предложением судьи, который, очевидно, считает меня виновным, тогда как меня привело в его дом намеренье опровергнуть клевету. В эту неловкую для всех минуту отворилась дверь, и слуга сказал:
— Вашу честь дожидается неизвестный джентльмен.
И тот, о ком он доложил, без долгих церемоний вошел в комнату.
Глава IX
Вор крадется назад! Поближе стану.
Здесь, возле дома, не посмеет он
Меня обидеть, — а кричать нельзя,
Покуда он не покушался.
— Неизвестный? — отозвался судья. — Надеюсь, не по делу, потому что я сейчас…
Но гость его перебил.
— Дело мое довольно беспокойное и щекотливое, — сказал мой старый знакомец, мистер Кэмпбел — ибо это был он, тот самый шотландец, с которым я встретился в Норталлертоне, — и я прошу вашу честь немедленно и внимательно его разобрать. Полагаю, мистер Моррис, — добавил он, остановив на моем обвинителе необычайно твердый, почти свирепый взгляд, — полагаю, вы превосходно знаете, кто я такой; полагаю, вы не забыли, что произошло при нашей последней встрече на дороге?
Лицо у Морриса вытянулось, стало белым, как сало, зубы его стучали, весь его вид говорил о крайнем испуге.
— Бросьте праздновать труса, любезный, — сказал Кэмпбел, — и не щелкайте вы зубами, точно кастаньетами! Для вас, я думаю, не составит большого труда сказать господину судье, что вы встречались со мною раньше и знаете меня за человека состоятельного и почтенного. Вы отлично знаете, что вам предстоит прожить некоторое время по соседству со мною, и там у меня будет возможность и желание оказать вам ту же услугу.