— Почему ты смеешься? — спросила Арлетт, склоняясь к зеркалу.
— Ты похожа на послушную девочку.
Она повернула голову, посмотрела ему в глаза, уловила его взгляд, горячая волна захлестнула ее целиком. Она тоже рассмеялась.
— Но я и есть послушная! — сказала она, задыхаясь.
Голова Арлетт покоилась на его плече. Он лежал плашмя на спине, касаясь матраца каждым своим расслабленным мускулом. Он протянул правую руку, выключил свет. Наступила долгая тишина. Дыхание Севиллы стало таким тихим и ровным, что Арлетт подумала, что он заснул. Однако, когда он снова заговорил, голос его звучал так, как будто они веди самую обычную беседу, как будто он возобновлял только что прерванный диалог.
— Если русские, — сказал он, — не втирают очки (его голос раздавался в тишине четко и резко), если им удалось использовать для рыбной ловли сотню дельфинов, то, следовательно, они продвинулись значительно дальше, чем мы предполагали, в установлении межвидовых коммуникаций. Даже если оставить в стороне их разговоры об индивидуализме и капиталистической «борьбе за жизнь», которая заставила нас, бедных американцев, сосредоточить все свои усилия на одной паре, все же приходится признать, что, по сути, мы еще ровным счетом ничего не сделали, научив говорить двух дельфинов. Нам еще остается распространить возможность коммуникативных связей на весь вид или по крайней мере на два-три десятка индивидов. И черт меня подери, если я знаю, с какого конца взяться за это дело.
(Примечания профессора Севиллы: «Я не видел Фа и Би с тех пор, как в пятницу 6 марта покинул лабораторию. При виде меня Фа выпрыгнул из воды, стал бить по ней хвостом и издал целую серию радостных свистов. В течение всего этого времени Би оставалась немного в стороне, молчаливая, настороженная, она почти не смотрела на меня.)
Фа. Па! Где ты был? Где ты был?
С. Здравствуй, Фа!
Фа. Здравствуй, Па! Здравствуй, Па! Здравствуй, Па! Где ты был?
С. Здравствуй, Би!
Би. Здравствуй, Па.
(Би в центре бассейна, она медленно описывает круги в направлении часовой стрелки и посматривает на меня искоса, когда проплывает мимо, но она не издает никаких свистов и не выказывает намерения приблизиться. Фа у края бассейна, в одном метре от меня, игриво настроенный и полный радости. Когда я приблизился, он выкинул свою обычную шутку: окатил меня с головы до ног водой.)
С. Я уезжал отдохнуть вместе с Ма.
Фа. Отдохнуть? Ты хочешь сказать — спать?
С. Отдыхать — это значит ничего не делать.
Фа. А здесь ты не отдыхаешь?
С. Нет, не часто.
Фа. А там, куда ты уезжаешь, ты отдыхаешь?
С. Да.
Фа. А где это?
С. На берегу моря.
(Би перестает описывать круги, слушает внимательно, но не приближается.)
Фа. Здесь тоже рядом море. Иногда я слышу волны, а когда я пью воду, она отдает другими животными.
С. Я тебе объяснял, во время прилива мы открываем шлюзы, и вода из моря наполняет бассейн.
Фа. Да, я знаю. Я не забыл. Я ничего не забываю, никогда. Мне очень нравится, когда у воды вкус моря и других животных.
С. Би, пойди сюда.
(Би повинуется не сразу, а когда она подчиняется, то вместо того, чтобы прямо подплыть к борту, несколько раз делает крюк, показывая свое дурное настроение.)
С. Би, что с тобой? Ты сердишься?
Би. Ты не сказал, что ты уезжаешь.
С. Но это уже не в первый раз. До пресс-конференции я уже уезжал дважды.
Би. Да, но ты говорил, что уезжаешь.
С. Хорошо, следующий раз я тебе это скажу.
Би. Спасибо, Па. Там красиво, где ты был?