— Выстрел! Курва, стреляет! Выбиваем двери! — что–то грохнуло в дверную коробку раз, другой, третий. На четвертый раз замок не выдержал, в комнату влетели Горячка, Диджей и Карчихо.
— Жив, — удовлетворенно сообщила девушка. — Только зеркало расхайдакал.
— Хорошо, что не лоб. Двигай задницей, Куба. Ты нам нужен.
Якуб медленно обвел каждого из них взглядом. Все было каким–то странным, нереальным, чужим; он чувствовал шум в ушах, не мог сконцентрировать взгляда, как будто вот–вот его свалил грипп, словно пришла горячка и первые судороги.
— Лукаш забрал проц с Т-бота и смылся. С ним пошли Дикий, Бодек и полтора десятка других. Каська у них.
— Что это значит, — сглотнул он слюну. — Что это значит: «Каська у них»?
— В качестве заложницы. Старуха Вертыкова видела, как вели ее под угрозой оружия. Они направились к расположению американцев. Это им придется пройти через развалины вокзала, через старый парк и мимо пруда.
— Ага. — Все так же мысли его окутаны туманом; он чувствовал, что следует собрать всех людей и броситься в погоню, встать против Лукаша и заплатить ему за измену. Чувствовал, что должна пролиться кровь. Много крови.
— Якуб, — Карчихо пожошла к нему, наклонилась, схватила за подбородок и осторожно повернула к себе. — Якуб, уже три часа прошло, а все здесь уже идет ко всем чертям. Люди не знают, что им думать, что им делать, все ожидают приказов. Мы не знаем, нужно ли отправляться за Лукашем, чтобы отобрать процессор или отбивать Каську. Нужно ли эвакуировать женщин и детей? Будем ли мы стрелять друг в друга? В Лукаша? Будека? В парней? Ты нам нужен, комендант.
Кровь, повсюду столько крови, он практически чувствовал ее запах. Карчихо, с головой отстреленной бронебойной пулей. Горячка, разорванный на клочки разрывом гранаты. Диджей, кричащий что–то высоким голосом, что совсем уже сюрреалистично, потому что вместо лица у него кровавая каша. Пришпиленный очередью из калаша к стене Дикий; Бодек с оторванными руками, Лукаш…
Лукаш прямо перед ним, держащийся руками за ствол винтовки, остановленный на полушаге, на бегу; та винтовка — это его винтовка, Якуб держит ее в руках и знает, что двадцатисантиметровый штык, вонзенный в живот Лукаша, должен доставлять адскую боль. Боль должна быть адской, тем не менее, блондин тянется к кобуре, вытаскивает пистолет и…
Он захлопал глазами. Парк, пруд, ну да, именно над прудом, неподалеку от воды. Они подождут. И почти что слышал в ушах плеск волн, бьющихся о берег… озера?
Вчетвером они уселись посреди пустой комнаты. Уже долгое время никто не обращал на них внимания. Дом заполнился криками, беготней и хаосом. Случилось что–то плохое, а про них, явно, все позабыли.
— Не хочу я, чтобы тот рассказ закончился именно так. Никогда я уже не стану просить рассказать какую–нибудь историю!
Для своего возраста Вероника была весьма решительной особой.
— Я тоже не попрошу.
— Ну…
— А вы хотите узнать другое окончание той истории?
Одновременно они поглядели в сторону двери. То была она, девушка Михала. Никто из них не имел желания знакомиться с кем–то настолько старшим. Тем не менее, было что–то в ее глазах и голосе, какая–то наполовину высказанная просьба, так что, после нескольких секунд колебаний все четверо согласно кивнули головами.
— А ты знаешь другое окончание?
Марек подвинулся и дал ей место.
— Да. Только это вы сами должны его рассказать, — она присела между двумя девочками. — Окончание будет таким, каким вы сами его выдумаете.
— Правда?
— Конечно.
— Пускай они все помирятся, — Вероника расцвела широкой улыбкой.
— Да. Пускай королева вернется к королю, а вассал влюбится в какую–нибудь другую девушку!
— Ага. И принц тоже с ними помирится.
Девушка слегка улыбнулась, одними уголками губ. В ее глазах, за завесой расширенных зрачков на мгновение что- то вспыхнуло.
— Ну хорошо, я рассказываю…
— Якуб! Да очнись же ты, блин! — Карчихо бесцеремонно тряхнула его. — Русак исчез. Он что, пошел к своим? Продаст ли он информацию про проц? Может, следует пойти за ним? Мы не знаем, что делать! Это же ты здесь командуешь, черт подери!
Видение исчезло. Снова он был у себя в комнате, сидел на матрасе и сжимал в руке глок. Снова он был собой.
— Нет. К своим он не вернется. Если он желает уйти, такое право у него имеется. Карчихо и Г орячка, соберите группы, отправляемся за Лукашем.
Горячка лыбится.
— Пришьем суку.