Своими изначально занятыми позициями Робеспьер вписывается в демократическое меньшинство патриотического движения. Он подтверждает это в сентябре. Конечно, как и многие, он не может высказаться во время главного обсуждения о форме будущего Законодательного собрания и потенциального права королевского вето. Но он делает это в брошюре, первой на его пути в качестве члена Учредительного собрания. Неудивительно, что он отклоняет двухпалатную систему и высказывается за однопалатную, как и большинство Собрания. Он равно отклоняет абсолютное вето, поддерживаемое англоманами, но также и "вето приостанавливающее", в конце концов принятое, которое позволяло королю отказать в "санкционировании" декрета в течение двух легислатур. В Собрании всего лишь около сотни депутатов хотели, как и он, исключить любое вето.
Дух и логика члена Учредительного собрания Робеспьера уже всецело присутствуют в этих проявлениях. Твёрдость принципов, защита народа, опасения в отношении исполнительной власти. Так как нация суверенна, объясняет он, она одна имеет законодательную власть, и "она доверяет осуществление законодательной власти представителям, которые и являются хранителями этой власти"[76]; никто не может, таким образом, противопоставлять себя закону, даже король, который должен располагать только исполнительной властью. Королевское вето – не что иное, как "немыслимое моральное и политическое чудовище"[77]. Робеспьер продолжает: "Я считаю также, что не следует идти на компромиссы за счет свободы, справедливости, разума, и что непоколебимое мужество, нерушимая верность великим принципам - единственные ресурсы, соответствующие нынешнему положению защитников народа"[78]. Для него, "порочная конституция, оставляющая открытую дверь лишь деспотизму и аристократии"[79] (всегда два этих врага) может ввергнуть народ в "рабство"[80].
Приостанавливающее вето принято, Робеспьер способствует защите конституционных текстов от королевской цензуры. С 14 сентября он, вместе с Ле Шапелье, Тарже и Петионом, полагает, что Собрание предлагает королю не "санкцию" декретов от 5-11 августа об упразднении привилегий, а их "обнародование"; таким образом, никакое вето не было бы возможно. Он снова утверждает это 18 сентября, затем 5 октября: "Никакая власть не может стать выше нации. Никакая власть, исходящая от нации, не может навязать свою цензуру конституции, которую нация вырабатывает для себя"[81]. Как и множество патриотов, Робеспьер отдаляется от Людовика XVI; вот он, недоверчивый; вот он, раздражённый проволочками монарха… 5 октября Собрание требует от короля "простого и ясного одобрения" первых конституционных текстов. Людовик XVI склоняется перед его волей; в тот день что другое он может сделать? Парижанки в Версале; они вооружены и в гневе.
Товарищи патриоты
Робеспьер не одинок. Даже неоднородная, депутация Артуа считается одной из самых "патриотических" или, для министров, одной из самых "горячих". В начале июня её представляют наподобие депутаций Бретани или Прованса, полной "пылких голов". Робеспьер – одна из них. В Версале он поселился вместе с тремя другими избранными от их провинции, фермерами, в доме на улице Этанг, 16, которую долгое время по ошибке отождествляли с гостиницей Ренар. Он высоко оценивает других жителей Артуа, таких как маркиз де Круа, и, особенно, военный Шарль де Ламет, который старше его на десяток лет, и которого он называет "благородным патриотом". У него нет такого же уважения к бывшему президенту совета Артуа, молодому Бриуа де Бомецу. После конфликта с ним на аррасских ассамблеях, Робеспьер противостоит ему в Версале; в июле 1789 г. он считает его плохим гражданином и разоблачает его "усилия", направленные на то, чтобы "поддержать сословные взгляды, и чтобы помешать его коллегам собираться Коммунами". Что касается представительства духовенства Артуа, очень незаметного, оно кажется ему придерживающимся достаточно хороших принципов, за исключением Леру, кюре из Сен-Поля. Среди прочих депутаций, Робеспьер особенно уважает бретонцев, таких как юристы Ле Шапелье, Глезен или Ланжюине, и провансальцев Буша и Мирабо. Именно на них, на всех, кто, как и он, готовы к патриотической борьбе, он возлагает свои надежды. "В Собрании, - пишет он, - есть больше ста граждан, способных умереть за родину"[82].
76
Против королевского вето. Речь в Национальном собрании 21 сентября 1789 г. // Робеспьер М. Избранные произведения. Т. 1… С. 101.
81
О правах нации. Речь в Национальном собрании 5 октября 1789 г. // Робеспьер М. Избранные произведения. Т. 1… С. 110.