И всего изумительнее то, что он уже давно это знает, а только забыл. Мирская суета заглушила в нём предчувствие духа истины, но теперь, когда всё случилось так, как ему было предсказано...
Он стал прислушиваться... Издалека раздавался голос. Сначала так глухо, что можно было принять его за шум ветра в дремучем лесу, но чем дальше, тем всё явственнее и явственнее различал он слова, заглушаемые по временам, точно взрывами отдалённой бури.
— ...Ты был, как труп, из которого вынули душу... как слепец от рождения...
— О правда, правда! — прошептал он, падая на колени и простирая руки к невидимому духу.
— Но на тебя повеял дух истины...
— Верую, Господи! Помоги моему неверию! — вскричал он в восторге. — Никогда не забыть мне этой блаженной минуты просветления! Никогда не примириться с отсутствием духа! Всюду буду я искать его, и не найдёт жаждущая моя душа ни в чём земном утехи, доколе не сделаюсь достойным слиться с Ним, проникнуться Им до мозга костей, уничтожиться в Нём всем моим существом, чтоб каждый мой вздох, каждое помышление, каждое слово и движение исходили от Него...
«Кто это говорит его устами? Чьи слова он повторяет?» — спрашивал он себя, с недоумением озираясь по сторонам.
Он поднялся с колен. Те же заплесневелые стены с ползающими гадами окружают его, ноги его стоят на том же земляном полу и у той же гнусной подстилки с грубой подушкой; сквозь железную решётку так же скупо, как и прежде, проникает свет, но как ему хорошо! Неземным блаженством полна его душа! Ни страха, ни сомнений нет больше в его сердце. Всё ему теперь ясно, и он спокоен, как ребёнок у груди матери. Он нашёл путь к истине, и Тот, Кто его сюда привёл, поведёт его и дальше.
Он опустился на свою подстилку, опёрся локтями на колени, опустил голову на ладони, закрыл глаза, и снова стали проходить перед ним призраки, но на этот раз из более близкого прошлого. Он видел себя с княгиней Верой и с другими женщинами, видел страдания, слёзы, ложь и предательство, которых он был причиной, он увидел себя за злополучным ужином, за которым он в пьяном виде выболтал тайну князя Дульского, и всё ему стало ясно...
Княгиня Вера не может не презирать его и не ненавидеть. А прочитав её письмо, Корнилович не мог не заподозрить его в убийстве.
И тот, кто убил князя, должен был это знать. Недаром его же оружием совершено преступление.
Да, всё так подстроено, что выпутаться ему из сетей нет никакой возможности. Не стоит и пытаться. Не стоит, да и не должно. Какое имеет он право бороться с судьбой, когда он сознает, что достоин кары? И чем же заслужить спасение, как не страданием?
«Настанет для тебя тот день, когда ты будешь так близок к гибели, что мраком отчаяния затемнится твой ум, и горечью наполнится сердце»... Это было с ним вчера и третьего дня, после отказа Магдалины сделаться его женой, и потом, после катастрофы у князя...
Но это ещё не всё... «И будешь ты изнемогать под бременем непосильной ноши, и будет раздираться твоё сердце о терния земных зол»...
Неужели Магдалина поверит, что он убийца? Да, без сомнения, поверит...
«И помутится твой ум от бедствий, что низринутся на твою голову!» — прогремел над ним тот же таинственный голос в ответ на навернувшийся вопрос. «И напрасно станешь ты искать утешение в тенях минувшего и в призраках будущего. Напрасно побежишь ты за ними и будешь умолять их о помощи и наставлении, они не поддержат тебя и не научат, а приведут тебя к бездне, на самый край пропасти... И тут только ты очнёшься и вознесёшься к Духу Истины»...
— О! Скорей, скорей бы наступила эта минута! Пошли мне муки ещё лютее, пусть бы только в этих муках сошёл на меня Дух Истины и осенил меня! Отверзи мне очи! Очисти меня! Приобщи к Твоим избранным!..
Никогда ещё он так не молился. Никогда ещё не желал так страстно отрешиться от всего земного и вознестись к источнику добра, света и истины!
Время перестало существовать для него. Сколько часов длился его экстаз, он не знал; тело его начинало уже изнемогать от усталости, а поднятые кверху руки сводило судорогой, но он того не замечал, чем больнее было телу, тем выше и радостнее возносился к небу его дух.
X
После свидания с Курлятьевым в саду Магдалина так занемогла, что Софья Фёдоровна послала за старичком немцем, с незапамятных времён лечившим всё их семейство. Может быть, лет пятьдесят тому назад он и в состоянии был отличить простуду от нервного потрясения, но уже теперь от всего прописывал он потогонное и во всех симптомах видел только лихорадку. Магдалине это было известно, а потому она только улыбнулась при появлении старика в её спальне и без колебания протянула ему руку для ощупывания пульса.