— Найдётся.
— Но, Боже мой, кто?
— Я.
— Вы?
— Да, я.
И Робеспьер развил перед нею свой план. Как только погибнет Комитет общественной безопасности, он станет полным, всемогущим повелителем, уничтожит гильотину и водворит мир, справедливость, милосердие.
— Но когда это будет? — спросила Кларисса, очарованная его словами.
— Не знаю. Может быть, через несколько дней. Сегодня канун великого боя. Надо ждать и быть терпеливым.
Вдали послышался какой-то смутный шум вроде переката морских волн.
— Что это такое? — спросила Кларисса.
Робеспьер ничего не ответил, но вздрогнул и побледнел. Кларисса поняла, что означает этот шум. Леба её предупредил, и теперь именно было время проезда по улице мимо их окон телег с жертвами гильотины. Робеспьер поспешно закрыл ставни.
— Так все эти несчастные люди, — воскликнула Кларисса, вне себя от отчаяния, — должны умереть, потому что час милосердия ещё не пробил! Через несколько дней, вы сами говорите, их можно было бы спасти. Неужели они погибнут накануне общего спасения? О, это ужасно, ужасно!
— Я ничего не могу сделать, я бессилен.
— Как, вы бессильны? Сделайте сегодня то, что вы хотите сделать через несколько дней. Крикните из этого окна толпе: «Милость несчастным!» Вы — кумир толпы, и ваше слово раздастся по всей Франции. Скажите это слово милосердия, и вы будете героем, ваш сын перестанет ненавидеть и проклинать вас.
— Вы не понимаете, что говорите, — отвечал Робеспьер в сильнейшем волнении. — Как могу я остановить одним словом эти телеги и толпу человеческих подонков. В ней нет ни одного уважающего себя человека. Это чернь, обезумевшая от жажды крови. Они боятся и уважают только одно — гильотину. Вы говорите, что я — их кумир. Это неправда: их кумир — палач. Вступить в бой мне одному с этой слепой, безумной толпой — сумасшествие.
Кларисса не обращала внимания на его аргументы и продолжала умолять, ломая себе руки.
Шум приближался. Робеспьер невольно приотворил ставень в одном из окон и взглянул на улицу.
— Это они! Это они! — промолвила Кларисса, заливаясь слезами.
Робеспьер быстро закрыл ставень.
— Подумайте о своей юности, — неожиданно воскликнула Кларисса, — вы тогда были милосердны и человеколюбивы. Вас тогда возмущала всякая несправедливость, и вы заступались за слабых, за угнетённых. Подумайте о вашей юности! Они невинны, а вы не хотите их спасти.
— Да, это безумие, — повторил Робеспьер в отчаянии. — Вы хотите моей смерти, своей и вашей племянницы. Малейшая попытка со стороны кого-либо спасти этих жертв навлечёт на него ожесточённую злобу толпы. Его разорвут на части, его раздавят под колёсами телег! Этого вы хотите? Не лучше ли, чтобы я остался жив и спас вас, вашего сына и вашу племянницу?
В эту минуту дверь отворилась, и на пороге показался Урбен. Робеспьер понял, что явился Леба с Оливье, но он не желал, чтобы сын его видел.
— Пусть гражданин Леба и его товарищ подождут, пока я уйду.
Урбен посмотрел на него с удивлением.
— Гражданин Леба один, — отвечал он.
— Как один? — спросил Робеспьер.
— А Оливье? — воскликнула Кларисса, дрожа всем телом.
Робеспьер бросился к двери и позвал Леба.
Действительно, Леба пришёл один и объявил, что Оливье не было в тюрьме Ла-Форс.
— Он спасся бегством? — спросил Робеспьер.
— По несчастью, нет: его взял полицейский агент Куланжон, но куда он его повёз, неизвестно. Может быть, в консьержери.
— В революционный трибунал! — вскрикнула с ужасом Кларисса.
Робеспьер был также поражён страхом. Комитет, вероятно, отдал Оливье под суд, и, быть может, он находился в числе жертв, которых сейчас провезут мимо окон на пути к гильотине.
— Бегите и узнайте! — крикнул он Леба, а пока последний бросился к дверям, он поспешил к окну.
— Если он в числе жертв, — воскликнула Кларисса, обезумев от горя, — то вы должны закричать народу, что это ваш сын.
— Это невозможно! — отвечал Робеспьер. — Мне ответят, что мой сын — шуан и что я должен быть благодарен комитету, что он спас меня от такого позора.
В эту минуту Тереза вошла в комнату, дрожа от страха.
— Мама, мама, их везут! — промолвила она, вспомнив предостережение Леба.
Увидав Робеспьера, она остановилась.
— Это — друг, который нас спас.
Но когда Тереза хотела подойти к окну, то она остановила её рукою.
— Нет, нет! Не для тебя такое зрелище. Лучше стань на колени и молись. Молись за несчастных жертв, молись за всех нас!