— Тише, тише, дитя моё. Забудь о его прошлом и помни только, чем мы ему обязаны. Он теперь побеждён, и, увы, вместе с ним исчезла наша последняя надежда.
— Не отчаивайтесь, мама, — возразила Тереза, забывая о своём горе и стараясь только успокоить Клариссу. — Господь нам поможет. Мы так много Ему молились, что Он нас не оставит.
Урбен также уговаривал её не отчаиваться. Поговаривали о восстании Коммуны и о нападении на конвент вооружённых сил под предводительством Кофиналя, вполне преданного Робеспьеру.
— С ним, — прибавил он, — никогда не знаешь, что может случиться. Он так способен и так популярен, что может вынырнуть. Если же он спасётся, то снова будет всемогущим и всё повернёт по-своему.
— Да будет воля Божья! — сказала, наконец, Кларисса, покоряясь своей судьбе. — Пойдите и разузнайте, что делается. Мы будем вас ждать здесь.
Урбен удалился, а обе женщины, опустившись на колени, стали молиться.
Между тем разразилась гроза, которая висела над Парижем целый день. Ночь уже наступила, и молния блестела в темноте, а вслед за нею раздавались удары грома. Неожиданно послышался звон колокола. Он раздавался всё громче и громче и перешёл в набат.
Кларисса поднялась с пола и подошла к окну вместе с Терезой. Вдали виднелись войска, блестели ружья и пики.
— Долой конвент! Да здравствует Неподкупный! Выходите на улицу! — раздавалось со всех сторон.
К этим крикам примешивались барабанный бой, бряцание оружия, лошадиный топот. Очевидно, происходило народное восстание.
Вдруг кто-то постучался в дверь.
— Войдите! — сказала Кларисса.
— Я вам говорил, — воскликнул Урбен, вбегая в комнату и едва переводя дыхание, — Робеспьер свободен.
— Свободен! — воскликнули обе женщины с искренней радостью.
— Да, народ его освободил по дороге в консьержери и отнёс в ратушу, где он теперь принимает меры против конвента вместе со своими друзьями Кутоном, Сен-Жюстом и Леба. Обе партии собирают все свои силы, и будет борьба насмерть. Кофиналь отступил к ратуше.
По-прежнему слышался набат, и всё чаще и чаще раздавались крики:
— К оружию! К оружию! Да здравствует Неподкупный!
— Слышите, — произнёс Урбен, — весь город поднимется и пойдёт на Тюильри!
— Что же будет с нами и с моим сыном! — воскликнула Кларисса.
— Насчёт вашего сына я ничего не знаю, но гражданин Робеспьер подумал о вас обеих и прислал меня сказать вам, что здесь вам оставаться небезопасно. Защитники ратуши могут войти сюда, чтобы стрелять из окон по наступающим войскам. Мне приказано отвести вас в ратушу, где гражданин Робеспьер принял меры для вашей безопасности, но прежде всего он желает вас видеть. Вы должны дожидаться его в комнате, соседней с залом заседаний Коммуны, где он теперь совещается со своими товарищами. Он выйдет к вам, как только освободиться. Ваша квартира сообщается коридором с ратушей.
— Пойдёмте, — сказала Кларисса и, взяв за руку Терезу, последовала за Урбеном.
Он провёл их через целый ряд комнат и коридоров к двери, отворяя которую, он сказал:
— Подождите здесь гражданина Робеспьера, он в соседнем зале, а я пойду и объявлю, что привёл вас.
Комната, в которой находились обе женщины, была оклеена зеленоватыми обоями и украшена революционными эмблемами. На возвышении между двумя дверьми стоял стол, а у подножия его было расположено несколько кресел и стульев.
Гроза продолжалась, и среди блеска молний слышались ужасные раскаты грома. Кларисса подошла к окну, но увидев, что на площади под окном устанавливали пушки и двигались люди, вооружённые ружьями и пиками, быстро отскочила и оттолкнула от окна Терезу.
— Нет, нет, не смотри на это ужасное зрелище! — сказала она.
В эту минуту отворилась дверь, и вошёл Робеспьер в сопровождении Урбена. Необыкновенные события дня оставили неизгладимые следы на его бледном, истощённом лице.
— Я сяду, — сказал он, опускаясь в кресло и обтирая платком крупные капли пота, выступившие на его лбу. — Откройте, Урбен, окно, здесь очень душно. Извините, — прибавил он, обращаясь к Клариссе, — но я очень устал. Сядьте поближе ко мне. Урбен вам рассказал, что случилось со мною?
— Да, — отвечала Кларисса и, пододвинув к нему кресло, села, а Тереза, прислонившись к спинке кресла, стала пристально смотреть на человека, пользовавшегося такой грозной славой.
Наступило тяжёлое молчание. Кларисса хотела спросить об Оливье, однако её удерживала мысль, что судьба самого Робеспьера висела на волоске. Но он отгадал, о чём она думала.
— Вы печалитесь о своём сыне?
— Где он?